Однако же вот, ведёт. Словно ощущает себя сильным, равным, а то и старшим. Ни опаски, ни пристойной и понятной ноты заискивания…
Это неестественно, это необъяснимо. А тем самым опасно.
К тому же сам сопляк выглядел как-то… неприятно. Вот вроде бы всё при нём: не урод, не рахит, не меченый. Волосы тёмные, обрезанные коротко и не особо ровно (самостоятельно ножиком резал, не иначе), глаза тёмно-карие, кожа бледная… хм, если так подумать, то даже слишком бледная, словно он из какого-то подземелья вылез… упитанный и крепкий, насколько можно понять вот так, по одному взгляду. Только всё равно какой-то неприятный. Словно червь дождевой: не опасен, можно брать руками…
Но всё равно не хочется.
Бык даже слегка пожалел, что вообще окликнул этого вот, но слово не воробей. И кореша рядом стоят: всё видят, всё слышат.
Придётся продолжать. А там как пойдёт.
— Я, пацан, из здешних. То есть зареченских. Волчанский. Однорогий Бык меня звать.
Опора на авторитет не помогла. В смысле, ничего не поменяла.
— Рад знакомству, — всё же поворачиваясь навстречу корпусом, но по-прежнему стоя на месте, странновато улыбнулся сопляк. — Ну а я ничей. Вернее, я свой собственный… мальчик.
— Сирота, штоль? Откуда?
— Издалека. Из Малых Горок, что в баронстве Хадер.
— Тю! — выдал один из корешей Быка, а именно Крыс Второй или Корноух. Хиловатый, зато башковитый (за что глава потайников зареченской стороны, Бурый Волк, его и ценил, а Бык внимательно слушал, почти не перебивая). — Так Малые Горки ещё в позатом году сожгли дотла. И жгли шедийские наёмники графа Корбанига, так что выживших там не было и быть не могло.
— Какая замечательная осведомлённость, — сказал пацан, к которому уже даже в мыслях слово «сопляк» лепиться не хотело. — Быть может, уважаемый — уж простите, что не знаю, как вас называть — в курсе даже и того, какие именно шедийские наёмники жгли баронство Хадер?
— А тебе зачем знать?
— Сейчас незачем. Мне так. На будущее.
И добавил странное:
— Мало ли как оно повернётся. Земля круглая, вдруг за углом свидимся? Не с наёмниками, так с тем же графом Корбанигом. У него же тут, в столице, свой домишко есть, а?
— Опасно говоришь, пацан.
— Жить вообще опасно. Но в колодце ныкаться, через трубочку дыша, пока твой дом горит так, что тушить некому, опаснее прям в разы. А слова — это так, колебания воздуха. Стоят ровно столько, сколько говорящий. Так что, уважаемый, новых подробностей про наёмников не отсыплешь? Или про графа?
— Про наёмников нет, а про графа можно, — медленней обычного сообщил Корноух, пристально вглядываясь во внезапного собеседника. — Но у таких слов цена есть, знаешь ли.
— Знаю. И готов проставиться хорошим пивом на всю честную компанию… для начала. Чтобы не на сухую разговоры разговаривать.
— Пацан, да у тебя ж нет на пиво, — не выдержал Бык.
— Есть.
Откуда появилась серебруха, Бык не углядел. Но появилась. Прозвенела-заблестела, запущенная в воздух с ногтя, упала на ладонь. Якобы деревенский якобы из Малых Горок накрыл её второй ладонью, развёл руками с широко расставленными пальцами, повертел кистями туда-сюда. Улыбнулся щербато.
Нет монетки.
— Ловко, — признал Крыс Второй. — Ладно, пойдём в пивную, посидим да погутарим.
— Ведите, уважаемые!
— Не. Ты вперёд, мы следом. Сперва туда, к домине о трёх поверхах, а там укажем, куда свернуть.
— Ну, можно и так.
Пока шли, угляделось ещё кое-что неправильное. Осанка, например. Черноногие ведь сызмальства сутулы — либо кажутся таковыми — потому как гнут спину и перед землицей, и перед начальством, даже самомалейшим. А пацан не сутул, выя у него для деревенского (или даже служилого, или купеческого) шибко жёсткая. Или вот руки. Не бывает таких у тех, кто ими хоть что-то делает! Нежные ручки, чистые, гладкие. Девичьи прям — и то у тех же швей погрубее, а о прачках и речи нет. В дерюгу одет, притом видно, что ношеную — но пахнет… можно сказать, что не пахнет вовсе. Разве что травами да чуток ещё дымом; и то слабенько так, малоубедительно.
А походка? Тихая да мягкая — чисто тать. Не матёрый, нет — но всё же, как мог бы завернуть под настроение Корноух, «склонность прослеживается».
Чем дольше глядел на нового знакомца Бык, тем крупней становились мурашки, марширующие у него по спине.
Находиться рядом с этим мутным мальцом, словно из разных людей сшитым магом-живорезом Багрового Ковена (из тех, которые ручных монстров на продажу кроят и могут, если не врут шепотки, человека раскроить не сильно хужей), хотелось всё меньше. Даже возможность хлебнуть дармового пивка уже как-то не радовала, если к ней такая вот кумпания приложена.