Но, опять же, слово сказано — не воротишь. Насчёт него всё тот же пацан сказал верно: цена ему та же, что говорящему. И кто попусту треплет языком, тот резко падает в цене.
Место, куда четверо привели одного, в столичном Заречье выделялось не сильно. Дом как дом: основание с полуподвалом кирпичные, притом кирпич — обожжённый, не сырец какой; первый и второй этажи деревянные, чердак под крышей жилой, сама крыша черепичная. Всё как у всех.
Вообще Заречье (если иметь в виду ту часть, которая во втором кольце стен) — вполне приличный конец. Мастеровой да служилый. Вот между вторым и третьим кольцами — там, конечно, да, приличий меньше. А уж что на выселках порой творится… впрочем, вот это недорогое, тихое место внутри второго кольца, где в полуподвале кормят и поят, а на этажах и под крышей углы сдают, тоже не такое простое. Обычное разве что с виду. И если не знать, что пониже подвала с ледником есть ещё один, не всем открытый подвал; а под тем подвалом — два прохода в уже настоящие подземелья.
— Ну что ж, вон там наливают обещанное, — спустившись всей компанией в подвал, Бык кивнул на угловую стойку у задней стены. — И там же платят. Вперёд, потому как в долг тут и мне не нальют. Дерзай!
— Во мне, конечно, есть дерзание, — бросил пацан, — но по такому поводу его расчехлять глупо.
Вновь трюк с малой серебрушкой, появляющейся невесть откуда. Снулый взгляд Толстухи Чи, которую так прозвали по незамысловатой логике полуподвальных остроумцев за телосложение швабры и полное отсутствие того, за что мужчине приятно подержаться. Не спеша подобрав серебрушку, Чи тихо звякнула ею о поцарапанную каменную пластину с вензелем коронного монетного двора. Вензель моргнул и начал переливаться серебром, свидетельствуя подлинность монеты.
Снова подобрав серебрушку, Толстуха бросила её в щель того ящика, что для серебра, и скучным голосом с лёгкой простуженной хрипотцой спросила:
— Чего изволишь?
— Вон тем четырём уважаемым людям — пива с закуской на ваш вкус. А мне — чистой воды и… да: порцию того, чем так завлекательно пахнет с кухни.
— Скоро всё принесут.
Что характерно — принесли. Всё и действительно скоро. Пяти минут не прошло.
— С вашего позволения, — сказал сидящий на скамье пацан, перетаскивая тарелку с высоковатого для него стола себе на колени, — перекушу по быстрому. Оголодал малясь, извините.
— Ништо, — откликнулся за всех Корноух. — Мы понимаем.
После чего бросил в рот солёный орешек и взялся за пивную кружку.
Что пацан ест вовсе не как оголодавший, Бык уже не удивлялся. То есть так-то да: своей ложкой, неведомо откуда появившейся (не иначе оттуда же, откуда и деньга), тот орудовал быстро. Но…
Сама ложка деревянная, что вполне по-бедняцки — только при этом очень тонкой работы. Без лака, просто с выжженным узором по тщательно отшлифованной поверхности черена, и узор такой мелкий, что не на всякой литой серебряной ложке найдёшь. Точно под размер именно этой руки, именно этого рта. Грошовый материал и дорогая работа, опять сочетание не сочетаемого.
Разглядеть черенок удалось легко, потому как рука пацана держала его не на деревенский манер, в кулаке, а по-господски: троеперстием. Ловко так, привычно.
И это лишь один штришок из многих.
Крестьянин еду ценит и мимо рта не проносит, но делает это совсем не так, как благородия. Если дитя не уляпывается едой… ай, что там рассусоливать. Для краткости: если некий шкет оставленную в углу рта подливу не слизывает языком и не подбирает пальцем, сразу тот палец облизывая, потому что у него в углах рта просто ничего не остаётся; если не набивает щёки и жуёт тщательно, не чавкая; если не кривится, что ему, с младых ногтей учителями этикетов застроенному, подали простецкое рыбное рагу, а рыбьи косточки не то съедает, не то куда-то аккуратно убирает, но не плюётся ими на пол, да ещё щурится с явным довольством… в общем, только то и ясно, что края не сходятся. Снова.
Устроив короткие переглядки с Корноухом, Бык дал понять, что окончательно отдаёт ему бразды правления этой телегой. Ему, Быку, для такого судьба разумения с мудростью отмерила маловато.
Крыс Второй привычно кивнул в ответ: мол, не тушуйся, прикрою.
Вот и славно, вот и хорошо. Откинувшись слегка, Однорогий Бык отпил ещё пива, сушёной рыбкой заел, приготовился наблюдать.
Вскорости, когда пацан доел (не забыв хлебной коркой аккуратно подобрать остатки: очередная деревенско-бедняцкая ухватка), разговор возобновился. С точки, которую следовало затронуть уже давно.