— Лучше дипломатично.
— Тогда я выразительно промолчу.
— Я бы тоже промолчал, да только не могу. Ведь именно моя правнучка ухитрилась всё, что только можно и нельзя… м-м, какой позор!
— Свою прапрапраправнучку, если я правильно вспомнил степень родства, вы обсудите в кругу семьи и без меня. Куда интереснее факты. Что вы заметили?
— Ну, для начала — парень не профессионал в школе очарования.
— Это и из вердикта целителей ясно. Память стёрта надёжно, но грубо, даже адепт двух звёзд сумел бы сработать тоньше. Вот только это факт — или то, что нам пытаются скормить как факт?
— Гм. Если так посмотреть… с одной стороны, ловушка в доме была грубой, воздействие на мою… родственницу было грубым, стирание памяти проведено грубо. С другой стороны, парень — Вейлиф — даже грубыми средствами добился совершенно всего, чего хотел. Это повод задуматься: а не способен ли он на большее, чем уже показал?
— Именно. Учитывая, что с одной стороны он творил и разбрасывал те замороженные чары, секрет которых и впрямь достоин всяческой похвалы, а с другой влиял на умы разом очень неуклюже и вполне… да, вполне эффективно… а иллюзии творил скорее изящно, притом с первых дней в столице…
— Слишком много талантов для самоучки.
— Именно. И-мен-но! А ещё меня не мог не насторожить конец оттиска. Вот эти два места. Кто к нам с чем и зачем, тот от того и того. И формат факин' брэйн. Можно предположить, что первое — это фраза на некоем редком языке; по крайней мере, ни у кого из привлечённых специалистов не получилось его опознать. Второе же — вербальная компонента чар амнезии. Но…
— Понимаю. В нашем мире гораздо меньше языков, используемых в чародейских формулах, чем языков для общения. Не опознать второй — что ж, редко, но бывает. Не опознать первый? Абсурд!
— Да, полнейший. Иначе и не скажешь. Но секрет замороженных чар прямо-таки кричит о том, что знающий его — представитель неизвестной магической традиции.
— И как раз из-за моей с-с-сикавки контакт с ним утерян! Причём хорошо, если временно…
— Не расстраивайтесь. Молодёжь неизбежно страдает некоторым максимализмом. Едва ли на её месте мои собственные потомки сопоставимого возраста показали бы себя лучше.
— Не надо утешений. Максимализм — это, в итоге, не вполне их выбор. Мы в ответе за тех, кого воспитали. И его величество ещё выскажет мне за… плод этого вот воспитания. Неужели дура так хотела преуспеть хоть в чём-то, что даже не вызвала старших?!
— Именно. Но разве вы на её месте не хотели бы ухватить удачу за хвост?
— …только это и удерживает меня от идеи сосватать Лаэлину за кого-то из гнусных Менари. Такой судьбы она всё же не заслужила.
— Вернёмся к Вейлифу. Что будем делать?
— А вы что предложите?
— Ну уж точно не выпытать всё, что можно, стереть память и…
— Не напоминайте!
— Хорошо-хорошо, не буду. Что ж… если вы меня спросите — и, полагаю, его величество меня поддержит — то разумно объявить парня в розыск. Со скромной наградой строго за сведения о нём. Излишне щедрая награда может вызвать… столь же излишний энтузиазм. Как не раз бывало.
— О да. Достаточно вспомнить хотя бы ту историю полугодовой давности. Старый Рогач был в ярости. Получить вместо живого племянника горелые кости…
— Поэтому я и не хочу переплатить.
— А с прямым поиском по следам вообще без вариантов?
— Увы, но вообще. Расширяя узкие проходы магией, поневоле уничтожаешь следы. К тому же парень их, можно сказать, не оставил: лучший Нюхач не сумел вытропить его путь. С попытками использовать прорицание тоже без толку.
— Да, тяжкая аура недр глушит тонкие импульсы. Что ж, видимо, Вейлиф опытен в бегстве.
— Видимо, да. Нам остаётся лишь ждать…
«Это невезение. Просто очередное невезение в ряду прочих. Пополам с моим тупизмом.
Снова».
Сердце колотится в груди, словно спятивший барабан. Как будто по контрасту, дыхание глубокое, но совсем не рваное. Скорее даже размеренное. Воздух здесь — если это ещё возможно считать воздухом — непередаваемо тяжёл, влажен и почти что вязок, но достаточно густ, чтобы даже при бегстве во весь опор не требовалось учащать темп вдохов и выдохов.