— А если нет?
— А тогда я вас в ту канаву утрамбую до характерного щелчка, только уже без разговоров.
— Это кого там собрались в канаву складывать, не брательников ли моих непутёвых, младшеньких? — поинтересовались мне в затылок почти что ласковым голосом молодой женщины. — Думаешь, тебе это вот так просто сойдёт с рук?
— Так откуда же мне знать, уважаемая, что это именно люди, а не шавки брешущие? — ничуть не изменил я своего тона. — Посудите сами: дорогу загородили, имён-фамилий не назвали, меня, совершенно ничего дурного им не сделавшего, сходу принялись членистоногими инвективами обкладывать. Да потом ещё имели наглость причислить себя к высокому званию рубежников, не предъявив непременных при таком заявлении знаков полномочий. Вот и кто они после этого? Люди? Нет, два безымянных брехла.
— А вы оба-два что на это скажете?
— Да что тут говорить-то, старшая?
— Нечего говорить, старшая!
— Мы ничего не делали.
— Да, ничего. И ни в чём не виноваты!
— Неужели? — голос из ласкового стал приторным. — И на дороге вы, значит, не стояли?
— …
— Ну, стояли.
— Чудесно. Очень рада это слышать. Тогда ещё вопросик: разговаривая свои разговоры, вы имена аль прозвища назвали?
— …
— Ответа не слышу.
— …нет. Не назвали.
— Всё с вами понятно, остолопы вы дыроголовые. Про остальное и спрашивать не стану. Оба-два, позор отца нашего, с дороги!
Братцы-акробатцы, плечистые детинушки под двадцатник (сугубо возрастом, конечно… хотя, быть может, и ступенями — это лесной рубеж, тут всякое возможно) повиновались с похвальной поспешностью. Вот чего бы им пораньше так не сделать? Создали на пустом месте проблем и себе, и мне…
Ну точно. Вот и проблемы подъехали. То есть подошли.
Что характерно, с тыла.
— Здрав будь, путник, — сказал чуть сбоку уже знакомый женский голос, только теперь не заклинанием в ту точку, куда чародею надо, перенесённый, а исходящий непосредственно из уст хозяйки. — Зовут меня Соловой, и я рубежница. Вот.
По каменной пластинке в руке, протянутой так, чтобы я мог её хорошо видеть, побежали знакомые серебристые переливы — такие же, как по пластинам, с помощью которых удостоверяют подлинность монет. Переливалась изогнутая, стилизованная стена, растущее за ней стилизованное дерево, а также три расположенные ниже треугольником звезды. И в видимом свете, и для магического взора.
Значит, точно рубежница. Ну да я особо и не сомневался.
— Здравия и тебе, старшая. Зовут меня Арэк, и я иду из Мелира в Лес Чудес.
Почему новую знакомую зовут Соловой, вопрос не стоял. Довольно редкая меж гриннейцев масть, соломенно-жёлтая со светлыми, почти белыми выгоревшими прядями, полностью соответствовала имени. Сама же рубежница, кстати, неплохо соответствовала крестьянскому идеалу красоты, пусть и без перебора, а лицо её несло черты семейного сходства с парой «дыроголовых», сейчас всячески старающихся сделать вид, что они тут просто молодые таракашки, безмолвные и незначительные.
— Знаешь, Арэк, если б не слышала правду, могла не поверить. Тебе лет-то сколько?
— Десять. Одиннадцатый пошёл.
— И уже аттестован на звезду… кстати, кем? Где? Давно ли?
Я ответил.
— Чего ж ты один-то попёрся, чудила? Сгинешь!
— А вы, старшая, много знаете ходоков, что возьмут в группу клопа вроде меня?
Как мне за очередное целование пальчиков рассказала словоохотливая Канэла, ходоками зовут вообще всех, кто ходит в Лес. Монстробои — это лишь часть их, притом даже не особо большая. Те, кто мирно собирает на Опушках всякие травки-ягоды-коренья, или те, кто ищет области с нужным манофоном для различных ритуалов, или (увы, но из песни слова не выкинешь!) охотники на охотников, всякого рода разбойный народ, склонный скорее к пэкашерству, чем к честному пэвэе — все они ходоки.
Но благотворителей, согласных взять с собой десятилетку, среди них и впрямь небогато.
— Ништо, — нахмурилась Соловая. — Коли поспрошаю, инда сыщутся. Давай-ка за мной, молодой Арэк… и вы, орясины стоеросовые, тоже!
Примерно таким вот образом чужие благие намерения создали проблемы. Мне и не только.
Да, посвящённая ветров и вихрей ничего дурного не хотела. Совсем наоборот. Но как-то не легче от осознания — и от того, что я даже удрать, не засветившись совершенно не воинскими способностями, не могу. Да по легенде Арэка-сироты я просто обязан быть безмерно благодарен Соловой, что взяла на себя труд «поспрошать», а до момента, когда кто-то всё же согласится переложить заботу обо мне с её плеч на свои, предоставила и стол, и кров. Какие уж тут побеги…