Сокровенное же это присутствие Божие в мире, присутствие, которое невидимо, присутствие, которое не ощущаемо даже иногда, оно, разумеется, смешит язычников, которые привыкли к тому, что боги, их боги, явлены миру в виде статуй, в виде идолов. Вот такая жалоба на то, что язычники смеются над теми, кто верует в Бога невидимого, такая жалоба есть в книге псалмов: «Слёзы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне на всякий день: а где Бог твой?» Язычники смеются над теми, кто верует в Невидимого: «А где Он, этот ваш Бог, почему, если Он так силён, мы Его не видим?» Так было в древности, но так бывает и теперь: люди смеются и говорят: «Если бы ваш Бог был так силён, Он бы явил Себя, Он бы защитил вас» И т.д. А Бог действует скрыто. И слова о том, что «Бога не видел никто никогда» в Евангелии, они говорят, конечно, не только о том, что нельзя увидеть Бога в лицо, они говорят и том, что действие Божие в мире, оно тоже зачастую бывает невидимо.
В жизнеописании преподобного Тихона Калужского, святого, который подвизался поблизости от городка Медынь во второй половине XV века, есть такая история. Рассказывается о крестьянке, которой явился уже усопший к тому времени святой, и она, увидев его, сказала: «Если ты святой Тихон, то помогай мне скрыто, а если это наваждение, исчезни». Вот она, православная вера простого, но абсолютно открытого Богу человека: если ты святой, если ты от Бога, то помогай мне скрыто, так. Чтобы я сама не знала, что ты мне помогаешь, а если это наваждение – долой, мне его не надо, мне оно не нужно. Бога надобно почувствовать. Увидеть Его невозможно, знать, что Бог помогает, тоже невозможно, и это можно только чувствовать, только ощущать сердцем. В Закарпатье жила в 60-е годы, я думаю, что умерла она лет 15-17 тому назад, старая монахиня, которую звали матушка Феофания. Была она врачом, училась, по-моему, на медицинском факультете Московского университета и рассказывала о том, что её профессор как-то во время лабораторных занятий, увидев, как хорошо проанатомировала она какой-то объект, данный в анатомичке для работы, сказал, обняв её за плечи: «Ну как, теперь ты поняла, что твоего Бога нет?» И она, будущая матушка Феофания, ещё тогда просто студентка, воскликнула: «Нет, я поняла как раз совсем другое: «Вся премудростию сотворил еси». «Я поняла, – сказала она, – что Ты, Господи, всё сотворил премудро». Оба, и профессор, и его студентка, были в этот момент абсолютно честными. Но только один увидел в этом анализе, в этой работе отсутствие Бога, а другая Его всеопаляющее присутствие. И так всегда, и так уже не первое столетие. Глядя на одни и те же факты, оперируя одним и тем же материалом, люди видят либо отсутствие Бога во всём этом, либо Его присутствие. А «Бога не видел никто никогда», увидеть Его невозможно, Его можно только почувствовать, почувствовать сердцем.
Полнота Божия обнаруживается в проповеди и в самой фигуре Иисуса. Не случайно же потом воскликнет апостол Павел, что в Нём обитает полнота Божия телесно. Но, и я возвращаюсь к тому, что говорил на эту тему Блез Паскаль, но Иисус жил не узнанным среди людей. «Так, – восклицает Блез Паскаль, – и правда Его пребывает тоже без внешних отличительных признаков среди обыдённых истин, так и Евхаристия среди обыкновенных хлебов». Да, действительно, Иисус жил не узнанным среди людей. Историки, современные Евангельским событиям, историки, которые сохранили в своих трудах информацию о зачастую самых незначительных событиях того времени, практически почти ничего не знают об Иисусе. У Тацита и Светония, а затем у Лукиана есть только какие-то отрывочные свидетельства о Нём, свидетельства, на основании которых нельзя, в сущности, сделать никаких выводов. Итак, историки, современные Ему, Иисуса не заметили. Римские писатели, философы, мыслители тоже не заметили Иисуса. Мало того, к этой незамеченности Его современниками прибавляется ещё целый ряд хронологических несообразностей в самом Евангелии. Так, например, перепись, о которой говорится в начале Евангелия от Луки, она имела место, скорее всего, в 6 году нашей эры. А Ирод, который является героем этого евангельского рассказа, умер за 10 лет до переписи, в 4 году до нашей эры. Как разобраться с этими хронологическими несоответствиями, несообразностями, противоречиями? На самом деле никак, очень трудно, поэтому если мы будем опираться только на чисто внешние фактологические доводы, то и Евангелие можно подвергнуть весьма жёсткой критике в смысле его достоверности. Но кроме этих фактологических доводов у нас есть другие доводы, значительно более важные. У нас есть наше собственное сердце, которое откликается на содержащийся в Евангелии призыв Иисуса. И когда сердце откликается, когда оказывается, что Иисус обращается со своей проповедью не к кому-то вообще, а именно ко мне, сегодня открывшему Евангелие, когда я понимаю, что Он говорит не с какими-то своими, неизвестными нам слушателями, когда я понимаю, что Он говорит со мной, то тогда оказывается, что в моих руках есть довод значительно более серьёзный, чем те несообразности в хронологии, которые можно найти в Евангелии. И этот довод, который есть у меня, этот довод в пользу Евангелия, потому что оно обращено ко мне, оно написано для меня, оно меня делает другим.