– Ничего вы не знаете, Леон дю Валлон, – прошептала она и выстрелила.
***
Анжелика дю Валлон де Брасье де Пьерфон спешила в Париж изо всех сил. Сидя в повозке, она то понукала невозмутимого возницу, то проклинала дорожную грязь, из-за которой повозка двигалась так медленно, то стискивала руки и в отчаянии принималась молиться. «Господи, защити Леона», – шептали её губы. «Сохрани ему жизнь, прошу тебя, Господи! Пусть он будет ранен, пусть даже без сознания, но живой! Я не смогу, Господи. Не смогу потерять ещё и его. После того, как умер отец...» Она всхлипнула и яростно смахнула слезу рукавом – теперь, когда воспитание в монастыре закончилось, трёхцветную рясу сменило строгое платье красно-бурого цвета. Оно было сшито из достаточно тёплой ткани, но Анжелику всё равно пробирал холод всякий раз, как она вспоминала сон, увиденный ей несколько дней назад. Сон, который и побудил её покинуть развалины замка и тронуться в путь.
В этом сне почти не было цветов и звуков – только давящая тьма, чьё-то тяжёлое дыхание и боль, обжигающая левое плечо. Анжелика – или кто-то другой? – лежала на кровати, вся дрожа, кусая губы, чтобы не закричать, ощущая выступивший на лбу пот. Ей было жарко и холодно одновременно, хотелось пить, в горле пересохло, но подняться с постели не было сил. Потом сознание оставило её, пришёл сон, но в этом сне не было облегчения. Она видела расплывающиеся в тумане фигуры и лица, берег моря с кровью на песке, двор с мокрыми цветами и рыжеволосую женщину, сжимавшую в руке пистолет. Грянул выстрел, что-то обожгло левое плечо, и конь с громким ржанием понёс Анжелику – или того, чей сон она видела? – прочь от дома. Она пыталась разглядеть дорогу, но дальше всё терялось, уходило в темноту, и Анжелика внезапно, словно вынырнув из-под воды, очнулась на своей собственной кровати с гулко бьющимся сердцем.
«Леон», – было первой её мыслью. «С Леоном что-то случилось, он ранен или того хуже... Надо срочно ехать в Париж, к нему!» Она не задумывалась над природой своего сна – может ли один человек на расстоянии ощущать боль другого и видеть его сны, даже если они и связаны крепкими кровными узами? Ясно было одно – Леон, её брат, единственный, кто у неё остался после ухода отца, в опасности, Леон страдает, и она должна мчаться ему на помощь.
Она прибыла в Париж дождливым утром, вместе с неприветливым северным ветром, промчалась по улицам, забрызгав грязью подол платья, едва не поскользнулась на крыльце и чуть не сбила с ног Поля, влетев в квартиру брата.
– Анжелика! – навстречу ей стремительно вышел Рауль. – Господи, какими судьбами... Как вы узнали?
– Леон жив? – выдохнула она, хватаясь за спинку кресла, чтобы не упасть. Казалось, весь мир для неё исчез, растворился, сузился до этой комнаты и бледного, встревоженного Рауля. Если бы он промолчал ещё несколько мгновений, Анжелика, возможно, лишилась бы чувств.
– Жив, – невыносимое облегчение, испытанное после этого короткого слова, заставило Анжелику упасть в кресло. – В него стреляли, левое плечо оцарапано пулей, но никаких серьёзных повреждений нет. У Леона был жар, но сейчас он уже поправляется.
– Он в сознании? – выдохнула Анжелика и сама удивилась, что ей удалось хоть что-то произнести, – в горле застрял комок, а на глаза навернулись слёзы.
– Иногда приходит, но большей частью спит.
– Он что-нибудь говорил?
– Про того, кто его ранил – ни слова. Про вас упоминал – просил не писать вам и не беспокоить. Поэтому-то я так удивился, когда вы появились здесь... Ну, а то, что он говорит во время перевязок, – Рауль замялся, – я не уверен, что вам стоит слушать такие слова.
У Анжелики вырвался странный звук – нечто среднее между смешком и всхлипыванием. Она вскочила с кресла и метнулась в соседнюю комнату.
– Леон! Боже мой, Леон! – она на миг застыла, увидев брата, лежащего на кровати, – плечо перебинтовано, светлые волосы, влажные от пота, разметались по подушке, прилипли ко лбу, лицо бледное, – но тут же кинулась к нему, упала на колени, отёрла рукавом лицо.
– Анжелика... – пробормотал Леон, будто в забытьи, но веки его дрогнули, и глаза открылись. Он посмотрел на сестру, словно не понимая, где находится, но тотчас же взгляд его стал осмысленным.
– Анжелика? Это и в самом деле ты? Я не сплю?
– Это я, – она уронила голову ему на грудь. – Но как же ты мог... Леон, как же тебя угораздило?
– Неважно, – прошептал он, здоровой рукой гладя сестру по волосам. Его взгляд, рассеянно бродя по комнате, наткнулся на нерешительно замершего у дверей Рауля, и в голубых глазах Леона появился гнев: