Осенью 2014 года наша переписка прервалась на два месяца – я улетела в Москву и Петербург. 24 октября С. А. написал: «Дорогая Гуля! Большое спасибо за фотографии, как и за все другие Ваши благодеяния. Я по-прежнему в Пало-Алто, прохожу третью уже химию. Покамест переношу ее неплохо. И чувствую себя почти нормально, только плоховато работает голова. А где Вы? Чем занимаетесь? Кого видите? Напишите словечка хоть два. Спасибо! Ваш С. Л.».
Летом 2014 года я была в изумлении, когда С. А., не зная, что я собираюсь заниматься Павловым, прислал мне его письма в Совнарком с припиской: «Угадал ведь, старик!»
И он же был первым, кто поздравил меня с получением американского гражданства.
19 июня я получила последнее письмо – дружеское, душевное, теплое, но почему-то от него хотелось плакать. Только 8 августа я поняла, что оно было – прощальное…
По поводу моей поездки в Петербург весной 2014 года С. А. писал: «Завидую Вам смертельно. Надеюсь, Гуленька, по благополучном возвращении Вы расскажете подробно про петербургскую жизнь и наши Пески…»
Еще в марте 2014 года он прислал мне удивительный трехминутный музыкальный ролик – «СКВОРЦЫ!» В анонсе было написано: «Незадолго до отбытия на родину в Россию (а это случается всегда на праздник Пурим) стаи скворцов устраивают прощальные показательные танцы в небе Израиля». С припиской: «Очень вдохновляющий ролик».
Будем считать, что это его ДУША возвращается домой, в Петербург, и сейчас находится здесь, с нами.
Яков Гордин. Мой любимый друг и вечный оппонент Саня Лурье
…У печального столько же общего с трагическим, как у случайной смерти – с предательским убийством.
Я понял, почему долго не мог сообразить – как мне писать воспоминания о человеке, которого знал много лет, с которым дружил много лет, дружили семьями, с которым было много общих друзей.
Не могу сказать, что это была безоблачная благостная дружба, но – дружба. Последние дни я вспоминал нашу общую жизнь, перечитывал Санины сочинения – и понял, что меня останавливало.
Дело в том, что не было никакого – одного – Сани Лурье. Их было несколько, и различия между ними при внимательном всматривании оказываются довольно значительными.
Был Саня Лурье – друг, с которым выпивали, отмечали дни рождения, очень славно валяли дурака в Комарове. Об этом – о Комарове – отдельный разговор.
Был Саня Лурье – автор тонких, мудрых, блестяще написанных текстов.
Был Саня Лурье – автор текстов желчных, злых, иногда совершенно несправедливых.
Саня Лурье – политический публицист, с которым мы сходились далеко не во всем. И я об этом расскажу.
Конечно же, вспоминать хочется прежде всего простую человеческую дружбу.
С этого и начнем.
Вот передо мной фотография – мы с Саней в Комарове у каменной стенки, которую из эстетических, очевидно, соображений построили напротив входа в Дом творчества писателей, рядом со столовой. Поскольку в стене были оставлены какие-то маленькие окошечки, куда полагалось ставить цветы, то стенка эта сильно напоминала тюремную стену.
Но мы веселые. Саня с сигаретой в левой руке, оба мы держим одну тарелку с какой-то едой. Это мы по традиции несем из столовой закуску для вечерней выпивки. У Сани милое, доброе выражение лица.
На обороте – 1984–1985 год. Казалось бы, веселиться нет причин… Но в те поры в Комарове мы ухитрялись создавать свой мир, следуя любимому присловью Эйдельмана: «Макромир – ужасен, микромир – прекрасен».
Судя по тому, что Саня в свитере, я – в толстой фуфайке под джинсовой курткой, а через руку перекинут плащ, – на дворе поздняя осень.
Именно в это время – октябрь, ноябрь – несезон, когда желающих жить в Доме творчества было немного, мы туда и вселялись. Компания была узкая. Мы с женой – Татой Рахмановой, Саня один, Эля только наезжала, Зоя Журавлева.
Опасаюсь, что имя Зои Журавлевой многими нынешними читателями вспоминается смутно. Она умерла в 2011 году. А была Зоя человеком весьма и весьма незаурядным.