, что больше такого не повторится. Мама, довольная ответом, чмокнула её в щёку, оставив след от помады, и побежала ловить машину. Гера же побрела дальше, усиленно оттирая поставленную ей отметину. Мысли плавно возвращались ко всем этим существам, снующим среди людей. Каждый раз девушка боролась с сильным желанием прикоснуться к каждому из них. Порой она уже протягивала руку к какой-нибудь яркой птичке с кожаными крыльями, но быстро спохватывалась. «Откуда мне знать, что будет, если я поглажу их? Столос же предупреждал…» – думала она и тут же переключалась на загадочное существо. Он обещал прийти вечером. Уже вечереет. Когда же он появится? Девушка без дела бродила по улицам, пока не решила заглянуть в парк. Она очень пожалела, что оставила книжку дома. Могла бы с пользой провести свободное время. Сев на первую попавшуюся скамейку, художница откинулась на спинку, уставившись в небо. Над самой головой раскинулась густая ярко-зелёная крона дерева, ствол которого находился позади скамейки. Ветер слегка трепал листочки, перебирал их, приоткрывая взгляду новые участки начинающего темнеть неба. – Какая замечательная погода, не правда ли? – раздался знакомый голос рядом. Гера вздрогнула, да так сильно, что чуть было не съехала со скамьи. Она резко повернула голову влево и увидела рядом Столоса. – Столос! – поражённо выдохнула она, но тут же спохватилась и стала осторожно поглядывать на проходящих мимо людей. – Не беспокойся об этом. Они тоже видят меня, – сказало существо. – Только для них я выгляжу как обычный человек. – Ты и так можешь? – с улыбкой спросила девушка. – Ну конечно, – ответил он, поднимаясь на длинные ноги. Повернувшись к собеседнице, существо протянуло ей руку: – Прогуляемся? – С удовольствием, – кивнула Гера, принимая галантное ухаживание. Они шли по длинной аллее, с двух сторон отделенной от остальной части парка рядами совсем молодых деревьев, уже разросшиеся ветви которых были усыпаны мелкими лиловыми цветами. Волшебный цветочный аромат смешался с такими любимыми Герой запахами свежескошенной травы и вечно зеленой хвои. Художница с наслаждением втянула воздух носом и блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь моментом, который казался ей идеальным. – Значит, ты не только проходишь сквозь стены, но и создаешь вокруг себя иллюзии? – Если ты о том, что люди не видят меня так, как видишь ты, то это не моих рук дело, – Столос продемонстрировал все свои четыре руки, словно в подтверждение того, что он к этому не причастен. – Я ведь говорил тебе, люди видят лишь то, что их мозг в состоянии понять и принять. – Ты опять уходишь от ответа, – Гера недовольно скрестила руки на груди. – Сегодня утром ты перевернул мой мир с ног на голову, после такого я заслуживаю знать хоть что-то. Не хочешь говорить о своём происхождении, так объясни хотя бы как ты делаешь то, что делаешь и что ещё ты можешь. – Гера, пойми главное, я не не хочу объяснить тебе это, я просто не могу. Судя по голосу, Столос был довольно серьёзен. – Я могу многое, – продолжил он, – мои возможности не безграничны, но они… крайне разнообразны. И я расскажу тебе о них и о себе, но не всё сразу. Ты – крайне необычное явление. Я никогда прежде не встречал такого человека. Но всё это, весь тот новый мир, который ты сейчас узнаешь, устроен довольно сложно. Поверь мне, Гера, ты всё узнаешь и всё поймешь. Не торопи события. Девушка тяжело вздохнула. Видимо менее туманного ответа она так и не получит. По крайней мере, как сказал Столос, пока. Солнце начало садиться и в воздухе запахло прохладой. Людей в парке становилось всё меньше, а странных существ, напротив, ещё больше. Широко раскинувшиеся ветви векового дуба облюбовали небольшие рыжие птички, напоминающие вьюрков. Если бы не количество птиц, которые буквально облепили старое дерево, и не переливающиеся в лучах закатного солнца кристальные хохолки, Гера приняла бы их за обычных птичек. – Это «вестники», – подсказал Столос, проследив за взглядом художницы. – Они очень умны, могут найти того, кому ты хочешь передать послание, где бы он ни был. На самом деле никто не знает, как им это удается. – И, они что, доставляют письма как волшебные почтальоны? – Очень редко. В основном они просто повторяют то, что им было велено передать. – Птицы разговаривают? – А как я, по-твоему, разговариваю? Гера уставилась на Столоса. Почему этот вопрос не посетил ее раньше? – А как ты это делаешь? Если бы Столос мог, то сейчас, вероятно, закатил бы глаза. Но он не мог, а потому просто отмахнулся от девушки: – Это особенные существа, Гера. Ничего удивительного в том, что они могут разговаривать. Хотя по большому счету вестники не разговаривают, а лишь повторяют короткие фразы. Гера кивнула, она не хотела выглядеть в глазах Столоса ещё глупее, чем обычно. Солнце почти село, когда они добрались до выхода из парка. Вдруг Геру осенило. Девушка резко остановилась и, придержав Столоса за локоть, заставила остановиться и его. Её глаза засияли энтузиазмом в сгущающихся сумерках. – Я хочу тебе кое-что показать. Это здесь не далеко. Столос помедлил с ответом, и Гере показалось, что ей удалось удивить его. – Что не далеко? – наконец спросил он. – Моя мастерская, – ответила Гера, потянув четырёхрукое существо в сторону небольших домов. – Помнишь портрет в моём сне? Я почти закончила его и хочу, чтобы ты взглянул. Ей определенно удалось его удивить. – Я думал это просто часть твоего сна. Гера смутилась. На её щеках появился легкий румянец, и она поспешила спрятать лицо в густых волосах, слегка склонив голову. – Когда ты приходил раньше, я никак не могла тебя запомнить. Это не давало мне покоя. Такое свербящее чувство внутри после каждого сна с твоим присутствием. Это как слово, которое вертится на языке, но ты не можешь его произнести. И тогда я стала зарисовывать всё, что помнила из своих снов. Сначала это были довольно размытые пейзажи тех мест, которые я посещала во сне, и другая окружающая обстановка, потом я стала зарисовывать мотивы своих снов. А после я поняла, что сквозь все мои сновидения тянется одна связующая нить – странная фигура, которую я никак не могла разглядеть. Я делала наброски прямо после пробуждения, ведь твой образ тут же выцветал и исчезал из моего сознания. И чем больше я рисовала, тем лучше я могла разглядеть тебя. Поначалу лишь общие черты – силуэт, одежда, цветовая гамма. Значительно позже я начала замечать более мелкие детали. В конце концов, я собрала все наброски и отнесла их в мастерскую, где объединила в одну большую картину. Я еще не закончила писать её, но так даже лучше. Смогу сравнить с оригиналом и исправить всё, что потребуется. Столос молча выслушал весь рассказ художницы и так же, не проронив ни слова, покорно поднялся в мастерскую художницы, когда они оказались у нужного дома. Пройдя внутрь небольшой студии, он остановился в центре единственной комнаты и огляделся по сторонам. Он уже бывал здесь раньше, но всё это были лишь сны Геры, а сны, как известно, сильно отличаются от реального мира. В комнате стоял сильный запах красок, поэтому художница поспешила приоткрыть окно. Все вокруг было завалено холстами самого разнообразного размера и содержания. У свободной стены стояло несколько портретов и один городской пейзаж, которые Гера выставила, чтобы дать им как следует просохнуть. На широком деревянном столе лежала пара использованных палитр. Девушка не появлялась здесь, казалось, уже целую вечность, поэтому краска успела присохнуть к глянцевой поверхности пластика. Рядом лежали плотные листы бумаги с изображениями людей, птиц и всего того, что можно было увидеть, выглянув в окно, выходящее в парк. Некоторые из набросков были выполнены в цвете, но большинство рисунков оставались чёрно-белыми. Несколько листов смело со стола потоком воздуха, и теперь они лежали на забрызганном красками полу. Тут и там на столе виднелись различные тюбики и полупустые баночки из-под красок. В углу, прислоненные один к другому, стояло несколько мольбертов. Еще один мольберт находился у дальней стены и был накрыт плотной тканью. Обогнув Столоса, Гера подошла к этому мольберту и одним решительным движением сдернула ткань, за которой скрывалось яркое полотно. С него на Столоса смотрел он сам. Существо сделало несколько больших шагов и поравнялось с Герой. С минуту они оба молча всматривались в портрет. Первой тишину нарушила Гера. Она оторвала взгляд от своей картины и перевела его на настоящего Столоса: – Знаешь, – тихо начала художница, – я всегда чувствовала, что этой картине чего-то не достает, но никак не могла понять чего. И вот теперь, наконец, поняла. Столос медленно развернулся к Гере и она продолжила: – Всё это время я смотрела на тебя, но не видела. И только теперь, я вижу. По-настоящему вижу. Чувственная натура художника взяла верх над здравым смыслом и природной застенчивостью, и Гера, словно завороженная, сделала шаг вперед, оказавшись совсем близко к Столосу. Ещё несколько секунд она с жадностью изучала его черты: плотный кристалл, напоминающий лавовую лампу, раскаленные частицы внутри него, которые то и дело собирались в самом центре в единое целое, а затем вновь распадались, и золотистое свечение, исходившего из самой глубины кристалла. Внутри этого свечения Гера разглядела тонкую каемку пурпурно-кровавого цвета, чем-то напоминающую солнечну