Но это только кажется.
Тут же рядом стоит пушкарь и хладнокровно нацеливается пушкой в самую лётку домны. В дуле пушки ядро из сырой глины, большое, как снежок великана.
Внимание! Пли!
И ядро, перешибая струю, залепляет лётку, как снежок дырку в скворешне.
Пушки служат для того, чтобы делать взрывы, и, наверное, никому не взбредет в голову попытаться пушкой взрывы гасить.
Впрочем, и такие пушки существуют.
Туча угольной пыли клубится в шахтах. Поднимают ее врубовые машины и комбайны, грызущие, дробящие уголь. С пылью борются, смачивают уголь водой, но совсем избавиться от пыли пока что нельзя. А пока клубится в воздухе угольная пыль, постоянно висит над шахтой угроза взрыва.
Неосторожность, оплошность, искра в электропроводе, — и вот грохочет подземный взрыв и огненной бурей летит вдоль шахтного коридора горячая взрывная волна.
Тут-то и встречается взрыв с пушкой.
Пушка стоит посреди коридора, поджидая взрыв.
У нее в дуле вместо картечи заряд негорючей известковой пыли.
У этой пушки ушки на макушке. Приближение взрывной волны ей становится известным заранее. Перед пушкой в начале коридора поставлен и соединяется с нею проводами электрический спуск.
Когда волна долетает до спуска, включается ток в запал, и пушка бьет навстречу взрывной волне целым облаком мертвой негорючей пыли.
Негорючая пыль забирает столько тепла, что горячая взрывная волна охлаждается и уже неспособна дальше поджечь горючие пылинки.
Происходит воздушное сражение негорючих и горючих пылинок.
Побеждает негорючая, мирная пыль.
Бывает, что пыль становится для людей грозою, но тогда на защиту они поднимают ту же пыль.
Химики делят мир на органическую и неорганическую его части и стараются научиться искусственно делать органические вещества.
Иначе делят мир теплотехники. У них одна забота: «Горит или не горит». Теплотехники ставят своей задачей увеличить горючую часть мира.
Они многое прибрали к своим рукам, многое сделали топливом — от светильного газа до навоза-кизяка.
Все же оставалось еще не у дел низкосортное топливо, которое хотя и сгорало и давало много тепла, но горело исключительно плохо. Как ни старались инженеры обратить его в пищу для печей — перестраивали топки, гнали воздух в поддувала — все бестолку.
Тут вспомнили о взрывчатой пыли и предложили такую штуку:
— Давайте перемелем это низкосортное топливо в пыль, а затем вдунем его в топку. Тут уж оно непременно загорится и сгорит дотла.
Опыт удался.
Стали перемалывать топливо в пыль и вдувать его в топки через форсунки, похожие на большие пульверизаторы. Из форсунки хлестал фонтан огня, и казалось, что в топке работает огнемет.
Топливо действительно сгорало дотла — оставалось очень мало золы и почти не выделялось дыма.
Получилась такая хорошая топка, что ее устроили на многих электростанциях.
И когда мы едем в трамвае или поворачиваем выключатель, надо помнить о вихре огненной пыли, бушующем в топках и дающем людям свет и силу.
Об эхе
Никто еще не видывал,
А слышать — всякий слыхивал.
Без тела — а живет оно,
Без языка — кричит.
Марк Твэн рассказывает про чудака, который скупал участки земли, где звучало многократное эхо.
«Прежде всего он купил эхо в штате Георгия, которое повторяло четыре раза, потом шестикратное в Мериленде, затем тринадцатикратное в Мене. Следующей покупкой было девятикратное в Теннеси, дешево приобретенное, потому что нуждалось в ремонте: часть утеса обвалилась. Он полагал, что его можно починить достройкой, но архитектор, который взялся за это дело, никогда еще не страивал эха и поэтому испортил его вконец…»
Архитекторы всегда воевали с эхом и учились не строить эхо, а разрушать.
Бывало строили просторный зал, большую аудиторию для лекций.
— О! — говорил лектор в зал.
— О-го-го!.. — орал зал на лектора, как расшумевшийся класс.
Кричат стены, кричат колонны, кричат стулья в зале — все они отражают звуки голоса и кричат в ответ.
Голос лектора тонет в нестройном хоре ответных голосов. И лектор отказывается читать лекцию в зале.
Тут-то и является строгий архитектор.
Прежде всего надо выяснить, кто кричит, где кричит и почему кричит, а затем найти управу на горлана.
Если кричит стул, ему делают мягкую спинку — пусть звуки глохнут в мягкой подушке.