Какой-то скрип заставил отдыхавшего машиниста выглянуть из окна маневрового паровоза. Вначале его поразила лошадь, запряженная в вагоны. Потом он увидел девчушку, сидевшую на буфере, и пугающую надпись над ее головой: «Холерные больные». Глазастый череп уставился прямо на машиниста и заставил его отступить внутрь паровозной будки.
А конь подтащил теплушки к вокзалу.
Из-за последнего вагона показался Глебка.
— Охраняй! — приказал он Юрию и, вытащив маузер, направился к двери с табличкой «Начальник станции».
Когда Глебка вошел в комнату, начальник с трудом оторвал округлившиеся глаза от окна, перед которым остановились украшенные черепами теплушки, и завопил старческим фальцетом, выставив вперед руки:
— Стой!… Стой, говорю, холера чертова!
Глебка не останавливаясь шагал к столу, поигрывая маузером.
— Стой! — снова заорал начальник. — Куда на людей прешь — заразишь!
— Посторонних нет? — спросил Глебка.
— Уйди ты, уйди! — взмолился начальник. — Дай сообразить, что с тобой делать! Ты же смерть ходячая!
— Не бойтесь! — ответил Глебка. — Никакой холеры нету! Это маскировка!… Читайте мандат — и ведите на телеграф! Буду батю разыскивать!
Глебка положил мандат на стол. Начальник отпрянул от бумажки и, спрятав руки за спину, стал издали читать текст.
В эту минуту в комнату вошел Дубок. Опередив пленных и караул, он прискакал на станцию, чтобы начать поиски теплушек комиссара Прохорова. Холера Дубка не испугала. Два-три вопроса Юрию и Глаше — и матрос понял все. Входя в комнату, он уже все знал.
Глебка перевел маузер с начальника станции на Дубка и удивленно захлопал глазами, узнав в нем питерского матроса.
— Опусти оружие! — сказал Дубок. — У тебя мандат посильнее пулемета! Твой теперь он — мандат… По наследству от отца полученный!
— Какое… наследство? — растерянно спросил Глебка, и лицо его болезненно исказилось от мысли, которую он так долго отгонял от себя.
— У пролетариев одно наследство! — произнес Дубок. — Задание партии. Отец не успел выполнить — сын обязан доделать!
Дубок не умел смягчать удары. Он считал, что лучше разом выложить все самое ужасное, чем постепенно травить человека небольшими дозами страшной правды.
— А Василь? — побледнев, спросил Глебка.
Дубок сдернул с головы бескозырку.
— Почтим память отряда!
Помедлив секунду, снял фуражку начальник станции. Стянул с головы свою шапку и Глебка. И это суровое прощание с отцом и бойцами задержало накопившиеся слезы. Но когда Дубок надел бескозырку, Глебка не выдержал. Коротко простонав, он бросился вон из комнаты и, пробежав мимо Глаши и Юрия, скрылся в теплушке.
Матрос вышел за ним следом, подозвал ребятишек сказал им:
— Не мешайте… Большое горе у парня… Пусть побудет сам с собой. Ты пока холеру сотри! — приказал он Юрию, а у Глаши спросил: — А тебе домой пора?
— Пора… A y него отца убили?
— Да! — ответил Дубок и добавил: — Собирайся, чтоб засветло успеть.
Глебка плакал, уткнувшись в мешки, пока кто-то большой не заслонил свет в дверях.
— Глеб Глебыч! — послышался голос Дубка. — Я тут документы заготовил на прием хлеба…
Глебка приподнял голову и ответил не оборачиваясь:
— А я… мешки… считаю…
— Добро! — произнес матрос. — Сосчитаешь — приходи! Оформим!…
Глебка услышал удаляющиеся шаги. Потом в теплушку залезли Юрий и Глаша.
— А ты… мои мешки сосчитал? — спросил Юрий. — Они теперь общие! И знаешь, что еще… Давай так!… Приедем в Петроград — и сразу ко мне, домой! Квартира у нас большая. Папа и мама у меня добрые! И будем жить братьями!
Глебка опять уткнулся в мешки. Плечи у него затряслись.
— Не плачь! — воскликнул Юрий. — Что же ты плачешь?
— Что-что! — передразнила его Глаша. — Помолчал бы!… Тут еще как заплачешь!… У нас летом двух мужиков убили…
— Моего отца не убили! — глухо перебил ее Глебка. — Он… погиб!
РАПОРТ
Успокоительно и однообразно стучали колеса. Поезд уверенно шел на запад. На теплушках виднелись надписи: «Хлеб — красному Питеру!» На почетном месте у самого паровоза мчались три Глебкиных вагона.
Юрий, Глебка и Дубок ехали в средней теплушке. Потрескивали дрова в буржуйке. На ящике с весами горела свеча. Глебка с карандашом в руке склонился над листком бумаги.
— А как назвать-то? — спросил он у Дубка.
— Так и назови — рапорт! — ответил матрос.
— А дальше?
— Дальше излагай все как есть, со всеми подробностями. Про бой напиши… Как один ехал в теплушках…