Да ожидаешь меня поспешающего, и сотворишь мне помощь, и, в случае моей медлительности, благоволи позвать меня. Ибо никогда друг от друга надолго не отлучались: обыкновенно ты посещал меня, теперь пойдем к тебе, когда ты не можешь уже возвратиться. Самое состояние нашей жизни было равное, здоровье и болезнь всегда были общие: так что когда один недомогал, другой чувствовал также болезнь, и когда один выздоравливал, оба были также здоровы. Каким образом мы потеряли право наше? Немощь была и ныне общая, почему же не общая смерть?
Всемогущий Боже! Тебе вручаю непорочную душу и приношу жертву мою: прими милостиво братский дар, приношение священника. В этом залоге я предпосылаю себя, и прихожу к Тебе: благоволи скоро призвать к Тебе столь великого должника. Преимущества братской любви очевидны, не плох также и жребий природы, украшаемый добродетелью. Могу это принести, если скоро вынужден буду возвратить должное.
Книга вторая
О надежде воскресения
В первой книге мы несколько последовали страсти с тем намерением, чтобы беспощадным лекарством свежую рану не растравлять больше, нежели облегчить болезнь. Ибо поскольку мы разговаривали с братом и имели его перед глазами, то не неприлично было дать некоторое послабление природной склонности, которая питается больше слезами, смягчается плачем и останавливается восторгом. Поскольку родственная любовь очень нежна, так что бежит от всего неистового, сурового и жестокого: терпение испытывается общением, а не сопротивлением.
По смерти брата дух мой весь объят был скорбными взорами: теперь, придя снова к гробу его в седьмой день, день, который есть знамение будущего покоя, не бесполезно обратить мысль к общему вещанию всех так, чтобы не все чувства были заняты воспоминанием о брате и, притом, не теряя к нему почтения, также не оставляли бы его. И, конечно, сами мы умножим скорбь, если в нынешнем слове совсем умолчим о нем.
Почему приняли мы, любезные братья, намерение утешить себя общей судьбой и не почитать того за несносное, что ожидает всех. Смерть недостойна оплакивания, во-первых, потому что свойственна всем, притом избавляет нас от печалей и горестей века сего и, наподобие сна, по успокоении от трудов мирских, восстанавливает живость и силы. Благодать воскресения всякую печаль и болезнь способна снять, когда веруем, что со смертью ничто не погибает, но, более того, ведет она к нетлению и вечности. Итак, в общем увещании окажем и брату наше усердие и не отступим от него далеко, если в нашем слове представим его себе живым по надежде воскресения и славы будущего века.
Итак, прежде всего, не положено плачем провожать смерть ближних наших. Ибо что непристойнее может быть, чем оплакивать предписанное и ожидающее всех как нечто особенное? Это значит не что иное, как раздувать дух выше состояния его, не принимать общего закона, отрицать союз природы, мудрствовать по-плотски и не разуметь меры самой плоти. Что непристойнее быть может, как не познавать, кто ты таков и желать того, чем ты быть не можешь? Или что безрассуднее, как не сносить того приключения, о совершении которого наперед тебе известно? Сама природа своим неким утешением отвлекает нас от таких соболезнований. Какая может быть столь тяжкая болезнь или столь жестокий плач, в котором бы иногда дух не имел успокоения? Свойство природы таково, что хотя люди иногда находятся в плачевных обстоятельствах, однако отвлекают несколько мысль свою от печали.
Сказывают, были некие народы, которые оплакивали день рождения человеческого, напротив, торжествовали день смерти. Ибо не безрассудно думали они, что вступившие в житейское море всякого сожаления достойны, напротив, ушедшие от волнений этого мира, справедливо радостью провожаемы быть должны. Да и мы сами день рождения умерших предаем забвению, день же преставления их торжественно празднуем.
Не подобает, следовательно, отдаваться тяжкой печали по самой природе, чтобы тем не показать, что мы или присваиваем себе некое превосходнейшее исключение, или отрицаем общую судьбу. Ибо смерть равна всем: одна — бедным, и та же — богатым, посему, как преступлением одного всем человекам осуждение (Рим 5, 18.); посему если мы не отвращаемся от виновника рождения нашего, то да не избегаем и виновника смерти, и да будет нам, как через одного человека смерть, через одного так же и воскресение, да не бежим скорби, да благодати достигнем: ибо Сын человеческий пришел взыскать и спасти погибшего; (Лк 19, 10.) и ожил, чтобы владычествовать и над мертвыми и над живыми. (Рим 14, 9.) Пал я во Адаме, изгнан из рая во Адаме, умер во Адаме: как взыщет и спасет меня, если во Адаме не обретет, во Адаме повинного смерти, а во Христе оправданного? Когда же это долг смерти, то уплата должна быть сносна; но это оставим на последующее рассуждение.