Потом Толстой оказался в Санкт-Петербурге. Кстати говоря, он бросил университет в Казани, где учился. Ушел со второго курса. Шесть месяцев или один год проучился в группе востоковедения, потом — на юридическом факультете, а затем бросил все и уехал в Санкт-Петербург, и там оказался среди богемских братьев, то есть среди молодых людей, поэтов, художников, у которых была своя философия. А эта философия была такая: жизнь развивается, общество развивается, но развивают их люди-интеллектуалы, а среди интеллектуалов самыми важными являются художники и поэты. «Поэты и художники — это мы, которые ведем народ, а для этого мы должны писать». А в чем была для них теория и смысл жизни? Она была в том, как он говорит, «мы писали о том, о чем сами не знали, и воспитывали людей так, как сами не знали, как надо воспитывать», то есть давали людям то, о чем сами не знали. Это такой странный подход. Чем это объясняется? Тем, что «это все вдохновение, а откуда берется вдохновение, мы не знаем, вот ты — вдохновляешься, пишешь, а это даешь народу», как будто ты не зависим от своего произведения. Эту теорию он вынашивал долго.
Но там же признавался, что ему не нравилось сообщество этих людей. Это были пакостные, мелкие люди, иногда предавали друг друга, спорили между собой. И то, что они спорили между собой, заставило задуматься: значит, нет истины, раз такой возникает спор между якобы поэтами и художниками. «Мои писания, — говорил он, — тогдашнего времени были такие: они отчасти и насмешливые, отчасти я хотел показать себя, хотел прославиться, иметь деньги, и я это имел, мне аплодировали, мне доставались большие гонорары, я жил вольготно, у меня были женщины, было все»…
А потом участвовал в войне. Эта война тоже породила в нем некий смысл жизни. Я не знаю, назвать это, опять-таки, желанием прославиться, возвыситься над кем-то, потому что он сам об этом так говорит: «Хотел возвыситься, хотел жить лучше, чем другие, иметь больше, чем другие, прославиться даже больше, чем Пушкин, чем Шекспир, чем Мольер»… Прославиться больше — он к этому стремился! Совершенствование, в этом плане, уже проходило в нем. «Это становится, — говорил он, — смыслом жизни». И вот то, что он вспоминает в связи с этим, когда он уже как будто далек от Бога, — для него материальные блага становятся высшими ценностями, — когда он вспоминает уже в сорокалетнем возрасте об этом прошлом, он открывает нам удивительную свою тайну, жуткую тайну, от которой дрожь пробирает. Он говорил: «Я убивал, я насиловал, я отнимал, я воровал, я делал все это. А теперь мне очень трудно, жутко все это вспоминать». Он насиловал своих крестьян, а на войне убивал людей. Он сам говорил эту правду, он не мог лгать.
Это — исповедь, а не литературное произведение. Это есть исповедь, открытый текст его души. Но потом видит, что оказывается это не жизнь. И после того, как он женился, — а тогда ему уже было 28–29 лет, — вдруг на него нападают некие минуты, когда он просто не знает, где находится и чем занимается. Перед ним возникает большой вопросительный знак: «Зачем?» Он до этого хотел расширить свое большое имение в Самаре. У него 600 голов лошадей, а хочет иметь больше. Но вдруг возникает вопрос: «А зачем мне все это?» — «Хорошо, буду иметь больше, много буду иметь, а дальше, зачем?» Он любит жену. — «А дальше, а зачем?» Он воспитывает детей. — «А дальше, а зачем?» Пишет книги. — «А дальше, а зачем?» Вот этот вопрос: «Зачем я должен это делать?» — все больше и больше довлеет над ним.
И он не может найти ответа, а раз не может, приходит к выводу: или надо сунуть голову в петлю, или же застрелиться. Или одно, или другое. Он, кстати, часто носил с собой веревку для того, чтобы это свершить, или выходил в лес с охотничьим ружьем. И он был близок к этому, очень близок, как он это описывает, а мы просто должны верить, ведь он слова не говорит без правды. В поисках ответа на вопрос: «А зачем, зачем?» он открывает вдруг в себе, в себе, подчеркиваю, Бога, то есть он возвращается к тому, от чего начал отходить, открывает смысл Бога, ибо другого ответа на вопрос: «Зачем?» — нет. «Ведь, — говорит он, — меня кто-то породил, я же не птенчик, который выбросился из гнезда, лежит в глубокой траве и там пищит. Ведь кто-то меня любил, кто-то породил, кто-то кормил, кто-то вынашивал? А кто это?» — спрашивает он и дает ответ: «Никто другой — Бог. Другой не может быть. И у Бога тоже свой смысл жизни, нам надо догадаться, постичь или постараться познать смысл жизни Творца. Если мы на этом пути будем находиться, то нам достанется смысл нашей личной жизни».