не знаю, что тебе рассказать, — произнёс он, нервно теребя рукав своей рубашки. — Я рисую, как ты, уже поняла. Это единственное, что помогает мне справляться со всем.Фелисити кивнула, явно заинтересованная.— Рисуешь, значит? Круто! А что ты любишь рисовать?— Всё, что приходит в голову, — честно ответил Джодар. — Обычно это что-то тёмное... или то, что показывает, как я вижу мир.Фелисити цокнула языком по несколько раз:— Вот как. А покажешь как-нибудь свои работы?Джодар на мгновение застыл, не зная, как на это реагировать. Никто из его одноклассников никогда не проявлял интереса к его рисункам. Они, скорее, пугали их или заставляли смеяться.— Может... когда-нибудь, — уклончиво ответил он. — Если ты не будешь смеяться.— Обещаю, что не буду, — ответила Фелисити, подняв руку, словно давала клятву. — Я сама иногда занимаюсь творчеством, так что мне интересно посмотреть, как это у тебя получается.Он кивнул, удивлённо отметив, что разговор с ней не приносит того дискомфорта, который он привык ощущать в общении с другими. Фелисити, казалось, искренне хотела узнать его лучше, и это сбивало его с толку, но одновременно вызывало чувство лёгкого облегчения.— Ладно, — продолжила она, переводя тему. — Ты, наверное, голоден? Я точно знаю, что после школы всегда хочется есть.Не дождавшись ответа, Фелисити быстро встала и направилась в сторону кухни.— Подожди тут, я сейчас что-нибудь приготовлю!Джодар остался один в гостиной, осматриваясь по сторонам. Он всё ещё не мог привыкнуть к обстановке: богатая мебель, дорогие картины на стенах, необычные безделушки на полках. Всё здесь казалось таким чуждым и недостижимым для него, человека, который вырос в совершенно других условиях.Его взгляд задержался на одной из картин. На ней была изображена девушка с длинными красными волосами, стоящая у окна и смотрящая на ночное небо. Эта картина показалась ему странно знакомой, словно он уже видел что-то подобное в своих мыслях.«Интересно, Фелисити сама выбрала эту картину?» — мелькнула у него мысль. Он встал и подошёл поближе, чтобы рассмотреть её детали. В этой работе было что-то тёмное, меланхоличное, что перекликалось с его собственными мыслями.— Нравится? — раздался голос Фелисити за его спиной.Джодар обернулся. Она стояла в дверях с двумя тарелками, на которых был простой, но вкусно выглядящий сэндвич.— Я её сама нарисовала пару лет назад, — продолжила она, протягивая ему одну из тарелок. — Это мой первый серьёзный рисунок.Он удивлённо взглянул на неё.— Ты рисуешь в таком стиле?!— Ну да. Конечно, не так часто, как раньше. Но это мой способ выразить то, что я чувствую. Как и у тебя, наверное.Джодар кивнул, беря сэндвич. Он чувствовал, как между ними постепенно образовывалось некое понимание, как будто они наконец-то нашли что-то общее.— Спасибо, — коротко сказал он, садясь обратно на диван.— Не за что, — ответила Фелисити, усаживаясь рядом. — И давай договоримся: с этого момента ты больше не одинок. Теперь у тебя есть хотя бы один друг, на которого ты можешь положиться.Она улыбнулась, и на этот раз её улыбка показалась ему настоящей и искренней.Встреча с Фелисити очень сильно пошатнула мировозрение Блюхенда. Вся атмосфера и еë слова как неожиданное тепло, лёгкий проблеск света накрыло его, которое он видит впервые за долгое время. Этот свет не слепит, а скорее смущает его, пробуждая в нём страх — словно хрупкий лёд под его ногами может вот-вот треснуть. Её действия вызывают у него противоречия: он как будто стоял перед зеркалом, которое внезапно отражает не привычные ему тени, а чужие, яркие и непонятные образы. Он не знает, как реагировать — его привычный мир одиночества и закрытости потревожен, словно ветер разбросал давно запертую книгу воспоминаний.Его разум наполнился внутренними конфликтами: как пустая комната, где стены слишком близко друг к другу, а мысли, как эхо, бесконечно возвращаются, повторяя один и тот же вопрос: "Зачем это всё? Почему она?".Джодар сидел на диване, ощущая в груди тугую тяжесть, словно внутри него клубился туман, заполняя всё пространство и не оставляя места для света. Он пытался понять, почему так реагирует на Фелисити, почему её простые жесты кажутся ему такими значительными. Внутри него, как завязанный узел, смешивались страх и интерес, тревога и удивление. Это была странная, почти болезненная комбинация чувств — словно кто-то внезапно вломился в его внутренний мир, который он так тщательно охранял.Фелисити была как яркий огонь в ночи. Не тот, что согревает, а тот, что пугает своей силой и непредсказуемостью. Он привык к темноте и холодной изоляции, которые, хоть и были болезненны, всё же были знакомыми. А этот огонь был чужим, и Джодар не знал, стоит ли протянуть к нему руки или отступить, чтобы не обжечься.Её доброта ощущалась как острое лезвие — слишком резкая, слишком неожиданная. Каждый раз, когда она проявляла заботу или внимание, Джодар чувствовал себя уязвимым, словно его броня — та, которую он носил долгие годы, — давала трещину. Его страх перед тем, чтобы снова стать мишенью для насмешек, затягивал его в привычное состояние отчуждённости. Он не мог позволить себе доверять ей, даже если она казалась искренней.Сэндвич в его руках внезапно показался слишком тяжёлым, как будто простой акт принятия пищи в её компании нарушал некие невидимые границы, которые он поставил между собой и другими людьми. "Почему она делает это?" — повторялось у него в голове, словно замкнутый круг. Её поступки оставались для него загадкой, но больше всего его мучил страх перед возможностью, что это всего лишь иллюзия — что в любой момент она может отвернуться, как и все остальные.— Что-то не так? — её голос вывел его из раздумий.Джодар взглянул на неё. Фелисити смотрела на него с лёгкой улыбкой, но в её глазах был вопрос, который она, вероятно, боялась озвучить.— Нет, всё в порядке, — ответил он, но в глубине души понимал, что это ложь.Внутри него бушевала буря. Как будто он стоял на краю пропасти: один шаг вперёд — и он может рухнуть в неизведанное. С одной стороны, этот шаг сулил ему тепло, которого он так долго был лишён. С другой стороны, это могло означать предательство, боль, ещё большее разочарование.Он тихо вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Ощущение было такое, словно он застрял в вечной борьбе между своими инстинктами — желанием сбежать и скрыться от всего этого и невыразимой тягой остаться рядом с этим огнём, несмотря на риск обжечься."Нет, успокойся. Я сам себе обещал, что поддаваться эмоциям не должен. То что она говорит это – ложь, — подумал сереброволосый и резко поднялся. — Все люди одинаковые не зачем им верить".— Что-то случилось? Ты куда? — спросила девушка, удивившись от резкого изменения выражения лица парня. — Извини, мне пора, — художник направился к выходу. — До встречи...