— Госпожа Виктория, нам нужно торопиться.
Расслышав нотки паники во вроде бы простой фразе, я пожалела бедную девушку. Ее послали помочь мне одеться, и она не виновата в том, что ей досталось вредная подопечная.
Ладно, сжалюсь над милашкой Моникой.
Открыв заглушку, я вышла в комнату и добровольно сдалась в маленькие ручки служанки. Правда белье и чулки я все-таки одела самостоятельно, но вот платье с множеством мелких крючков и шнуровкой одолеть не смогла. Зато Моника быстро справилась с поставленной задачей и, усадив меня на удобный стул с высокой спинкой, принялась сооружать причёску. В этом деле я полностью положилась на неё, так как укладывать волосы не любила и всегда носила их просто распущенными, в хвосте и косе, а праздничным вариантом были простые кудри.
— Ой-ой, — причитала служанка, фиксируя прическу шпильками, — опаздываем. Как же мы опаздываем! Его Высочество будет не доволен.
Если честно, мне было глубоко наплевать на недовольство Киллиана, поэтому, не слушая увещеваний и просьб поторопиться, я ещё несколько минут прокрутилась у зеркала, рассматривая потрясающее платье со всех сторон.
Что же сказать… хороша. И руки у Моники растут откуда надо — причёска замечательная и очень мне идёт.
Распахнувшаяся без стука дверь, отвлекла меня от самолюбования, и я повернулась к возникшему на пороги принцу. На первый взгляд он казался спокойным. Но чуть прищуренные ледяные, чёрные глаза, раздуваемые ноздри и плотно сжатые губы говорили, что Его Высочество зол, а возможно и взбешен. Однако меня его пронзающий взгляд не напугал. Я скрестила руки на груди и спокойно поинтересовалась:
— Не думала, что принцы настолько не воспитаны! Вас разве не учили стучать прежде, чем заходить в комнату женщины?
— Можно подумать я увидел бы что-нибудь выдающееся. — Ехидно заметил несносный блондин и повернулся к побледневший и опустившей глаза Монике. — Моника, я же приказал привести гостью как можно быстрее.
— П-простите Ваше Высочество. — Заикались начала оправдываться девушка, — я… я старалась н-но…
— Она здесь не причём. Не наседайте на девушку, — вмешалась, не желая слушать, как распинают ни в чем не повинного человека. — Это я задержала ее.
Принц перевел на меня взгляд, жестом отослал служанку из комнаты и, захлопнув за ней дверь, медленным, почти ленивым шагом приблизился ко мне:
— Не знаю, как в вашем мире, но в нашем никто не смеет вмешиваться в дела королевской семьи. — Мужчина остановился в шаге от меня и, сверкнув глазищами с высоты своего не маленького роста, процедил, — я не потерплю, чтобы кто-то лез не в свое дело, а тем более нарушал мои приказы.
Ой, как страшно!
— А ты мне кто? — начала злиться, потому что не люблю, когда со мной так разговаривают, — отец брат или, может, муж? Что-то не припомню у себя в родственниках наглых, белобрысых прынцев.
В комнате неожиданно потемнело. Настолько, что виден мне остался только Его Высочество в белом одеянии. Вся остальная комната скрылось за черной пеленой, будто за непроницаемым занавесом. Не обращая внимания на творившееся вокруг, Киллиан наклонился к самому моему лицу и, захватил в плен подбородок сильными пальцами, выдохнул:
— Только благодаря моей воле, ты ещё жива. В нашем мире — Эллоисе существует закон повелевающий убивать любого иномирца с Земли. Поэтому ты обязана слушаться и подчиняться. Иного выбора тебе не дано.
Меня отпустили и отступили. Комната снова стала видимой, а мужчина направился к двери.
— Думаю, сегодня ты поешь в комнате.
У меня возражений не было — только бы поскорее этот возомнивший о себе оставил меня и не светил самодовольным фейсом.
Ужина долго ждать не пришлось, и десяти минут не прошло, как Киллиан покинул комнату, а в дверь уже осторожно постучали, и сначала в проем въхала большая тележка нагруженная тарелками под крышками, а потом только показалось толкавшая ее Моника.
Не поднимая глаз, девушка расставила всё на небольшом круглом столике у окна и, тихонько пожелав приятного аппетита и сообщив, что подойдет позже, чтобы помочь мне подготовиться ко сну, удалилась.
Ну что ж, пойдём, посмотрим, чем меня собираются кормить.
Местная еда оказалась очень непохожей на привычную мне. Поэтому пробовала ее осторожно и тщательно прислушиваясь к ощущениям — не станет ли мне плохо.
Вроде не стало.
Немного осмелев, я уже более рьяно взялась за ароматную и теплую еду. И вскоре пожалела, что корсет платья такой жёсткий и не позволяет съесть столько сколько хочется. Любая попытка дотянуться до шнуровки и немного ее ослабить с треском проваливалась, и я начала всерьёз поглядывать на столовый нож, представляя, как им можно распороть корсет, чтобы спать ложиться не в одежде.