— Не помню. Посмотрю. На тебя можно ли, тетка Магда, сослаться?
— Нет, Одон, не нужно. Герда зла на меня, что… — хитро так зыркает на Луку, — Ну это наши, бабьи дела.
— Спасибо, теть Магда. Мне бы тогда постоянный лист справить?
— А вот с жильем определишься, и приходи вместе с Гердой, справим, — Лука поднимается с табурета и хлопает в ладоши: — Ну что расселись? Все дела уже сделали? Бегом, бегом!
Вся команда вскакивает и начинает привычную суету, а на меня уже никто не обращает внимания, потому что новости кончились.
До двери с «ушастым зверем», оказавшимся вставшим на задние лапы кошаком, от лавки всего лишь две сотни шагов — рукой подать, только за угол завернуть. Домик чистенький, ставни на окнах крепкие — если какой шум снаружи будет, то сон не оборвет, занавески в каждом оконце опять же — значит, уютно внутри.
Стучусь громко.
Герда оказывается симпатичной пышкой лет двадцати — совсем для меня старая, но если б моя будущая жена выглядела так же, я бы не возражал. Под легкой рубахой, выглядывающей в вырез платья, такие аппетитные шары перекатываются — куда там Марфе! Я почти влюбился и решил, что лучшего места для проживания в этом городе мне не найти. А она ресничками-то шлеп-шлеп, да и говорит, солнышко:
— Доброе утро, юноша. Ты, наверное, к господину Тыкверу? Его, к сожалению, нет. И уже не будет, — голосок звонкий, яркий, запоминаемый.
— Нет, хозяйка, я себе жилье ищу, — такой степенности в моем голосе и Кристиан-староста мог бы позавидовать. — Люди говорят, у тебя есть место свободное?
Она с некоторым смятением осматривает меня снизу доверху, складывает руки перед собой на своем чудесном животике и с легким таким сомнением в голосе спрашивает:
— Это не ты ли к Марфе женихаться бегал? А деньги-то у тебя есть, малец?
И мы торгуемся! Долго и со знанием дела. Потому что если с самого начала показать себя серьезным человеком, знающим цену деньгам, то таким тебя и будут считать дальше. А если сразу на все согласиться — то потом замаешься объяснять, что тебя не так поняли и ты имел в виду совсем другое — считаться с твоим мнением не станут, потому что ты — пустышка с деньгами и не больше того. Мне так дед говорил, и я ему верю. Но не только поэтому я долго торгуюсь — мне просто нравится, как звенит ее голос.
Сговариваемся за сорок две оловяшки, но если она найдет клиента на большую плату — за пятьдесят, которые просила сначала, то я обязуюсь заплатить ту же цену с того же дня. Деньги, само собой, требует за два месяца вперед. Ну и Святые Духи с тобой! Я это твое недоверие при случае компенсирую себе, жадница! Твоей пышной кормой и розовыми дынями!
Дальше все просто — положенный оттиск от Луки, и к полудню я в лавке, где застаю Симона перешептывающимся с какой-то темной личностью. Не то, чтобы незнакомец имел черный лик как рисовали на старых картинах, но выглядит он как-то не по-человечески. Но и не из Этих. Просто морда перекошена и неподвижна — ничто не отражается на ней. Даже мое внезапное появление не вызывает в нем отклика — он равнодушно провожает меня глазами и отчетливо произносит:
— Спасибо, Симон. Мед первостатейный. Зайду еще как-нибудь. — И ковыляет прочь, его левая нога немного волочится по земле при каждом шаге.
Следующей приходит Марфа, веселая и заводит с порога свою бабскую песню:
— Одошка, ну где ты был! Обещал позавчера приехать, а сам? Я же скучаю!
Показываю ей, что разговаривать при Симоне не нужно. Маню за собой в подсобку и там сграбастываю эту упругую коротышку обеими руками, и шепчу в маленькое ушко:
— Как я соскучился!
Что делать дальше я не то чтобы не знаю, но остерегаюсь, потому что днем всякое может случиться. Поэтому соплю ей в ухо и изображаю пылкую страсть.
Она пихает меня обеими руками в грудь, только как-то не убедительно, я не верю ей и поэтому не выпускаю.
— Отстань, Одошка! Экий ты неловкий дурень, платье мне изомнешь!
Отпускаю и сажусь на скамью.
— У меня дед умер. Я теперь один совсем.
— Ой! — Она садится рядом и зачем-то зажимает рот ладонями. — Бедненький! Как же ты?! Без деда?
Я еще и сам не решил — как я без деда? Пока что так же как и с ним. А там — посмотрим…
— Приходи сегодня на задний двор, как сторожа на улицу выйдут! — жарко шепчет она мне, и я понимаю, что до нее дошло, что теперь все дедово хозяйство — мое и папаша больше не будет возражать против наших ночных… посиделок.
Назначив время и место, Марфа, невинно улыбаясь, убегает, а я бреду к прилавку — обдумать свои ближайшие действия. На задний двор, конечно, хочется, но и Герда тоже — чудо, как хороша! К тому же — вдова, ее муженька недавно… ну вы поняли. Была бы замужняя — я бы ни за что! Потому что дед долго объяснял, как это нехорошо — шкодить в чужом огороде, а так-то — милое дело!