Как Илья у Деникина служил
А после пришли Белые. Армия генерала Деникина стремилась вернуть все в прежнее русло. Снова появился атаман, начался «добровольный» призыв в армию. Всем, имевшим чины, эти чины возвращались. Вот только командовать было некем. В Белой армии остро ощущался дефицит нижних чинов. Конечно, почти сразу появилась белая разведка и контрразведка. Она встретила поддержку у семей репрессированных.
В управу, где теперь вместе с атаманом сидел и деникинский штаб-с капитан -контрразведчик, пошли жалобы и доносы. Члены комитета бедноты прятались кто где. В лес им ходу не было, Зеленые только и ждали случая свести счеты. Так что сидели по подвалам, рыли схроны по огородам. Один даже жил в дупле на опушке леса.
Осыченко вовсе не горели служить в Белой армии, но вышло иначе.
Вляпались!
Старому Денису сегодня не спалось. Лезли в голову Деникинцы, занявшие станицу, новые порядки, и мобилизация в Белую армию. Потом почему-то вспомнилась давнишняя ссора с отцом, и как он его «отделил», дав для разведения хозяйства слепую кобылу. Не один год Денис маялся, пока не подрос старший сын Тихон, да не пошел в работники. Вот тогда стали появляться в семье деньги, и пошел он в гору помаленьку. А могло бы быть иначе…
С такими мыслями трудно уснуть.
Кровать его стояла головой к небольшому окошку. Было далеко за полночь, когда не яркий лунный свет вдруг перестал струиться через окно. Денис резко повернулся, в окно смотрела голова, но вверх ногами. Он узнал своего друга и кума - казацкого писаря Ефима, который теперь работал в управе. Атаман там был прежний, а вот писарь сгинул не знамо где. Увезли его красные и с концами.
- Выдь-ка на двор, - еле слышно шевельнулись его губы.
Накинув на плечи сынову шинель, Денис вышел на крыльцо своего рубленного из ясеня на дубовых столбах дома. Ефим ожидал его во вполне нормальном положении, верхом на коне, это он свешивался, чтобы заглянуть в окно не спешиваясь, понял Денис.
- Слышишь, кум! Низко нагибаясь, зашептал прямо в ухо Ефим, беда пришла. Сегодня в управу донос подали, на тех, кто большевик, да на сочувствующих. Да только бумаге еще ход не дали, а дали ее мне переписать в пяти экземплярах, на то я и писарь. Так там на вас указали, и на Шевченковых, и еще на двадцать пять семей. Как только меня отпустили из управы - я сразу к тебе.
- И что теперь делать? Ведь добром это не кончится.
- Я пока там сидел все думал и вот что надумал. Они мобилизацию объявили, добровольную и принудительную. А если ты большевик, так ты добровольцем к ним пойдешь? Нет, кум, тады ты сам к ним не пойдешь. А если ты завтра раненько с утречка придешь в их армию записываться - то ты точно не большевик, а в доносе что-то напутали, может личные счеты сводят, а это значит, что и вся семья вне подозрений. Так что кум думай, кого ты завтра пошлешь добровольцем к Деникину, а то чует мое сердце, не жильцы все, кто в этом списке прописан. Бывай, Денис. Я еще заскочу к Шевченковым, да еще в пяток семей, которым верю, что меня не выдадут, а, то как бы и мне не болтаться на одной веревке с теми, кто в списке.
- Спасибо, - только и успел прошептать Денис.
А Ефим тронул коня и растворился в темноте.
Денис вернулся в дом, запалил лампаду, посчитал жечь керосинку опасным. Лампада она что? Мало ли, когда человеку помолиться приспичит. Разбудил сыновей. По случаю Тихон, живший отдельно в своем доме, а ныне прятавшийся у дядьки Ивана на чердаке баньки, заночевал у отца. Следом поднялась жена, узнала, в чем дело, заохала и запричитала. Денис цыкнул на нее. Она умолкла, сидя на кровати.
Сыновья выслушали отца спокойно. Младший Петр сказал, что он пойдет.
- Илья три года воевал, могу и я пойти, - гордо заявил он.
- Тебя, дурака, убьют, - ответил ему Тихан. Он был на десять лет старше Ильи и на четырнадцать Петра.
- Идти завтра надо в их армию, - сказал Денис. Ты, Петька молод, да и глуп по молодости, правду Тиша сказал – убьют. Тихону идти, а вдруг что, так кто его детей кормить будет?
- Не надо было в большевики лезть, - с кровати встряла мать.