Этот выход из литературы удается ему блестяще. У читателя полная иллюзия простоты и правды: все надоевшие ему литературные условности как будто преодолены. Ни трагизма бытия, ни веяния смерти, ни философских глубин, ни психологических сложностей, ничего этого нет. И сюжеты самые обыкновенные, и стиль как будто ничем не замечательный. Читателю кажется, что люди и предметы, о которых говорит Осоргин, существуют сами по себе, независимо от писателя; он входит в этот давно исчезнувший прекрасный мир, узнает знакомое и забытое, живет в нем, не оглядываясь на автора; а тот стоит в сторонке, в скромной роли гида. Цель его достигнута: реальность созданного им мира очищена от всякого привкуса "литературности". Снова оживлена и оправдана старая реалистическая манера; то, что казалось "вне литературы", стало искусством.
Осоргин своей простоте учился у Тургенева и Аксакова, он связан с ними не только литературно, но и кровно, от них у него - пристальность взгляда, чувство русской природы, любовь к земле, верность прошлому, светлая печаль по давно ушедшему. Его язык - выразительный и точный - близок народному складу. В нем есть вещественность и прямота, убеждающие нас сразу. Автор не боится показаться несовременным, напротив, он настаивает на своей старомодности и провинциальности. Этим мотивируется весь чувствительно-умиленный тон его писаний. ..."Любовь к жизни" - единственная философия автора (если уж необходимо говорить о его философии). В ней - вся сила его изобразительного таланта. Этой любовью заражает он читателя, возвышаясь до поэзии "реальности". Как только любовь эта слабеет, художественная убедительность рассказов падает. Появляется шутливый тон, забавность и небрежность. Без любви Осоргин и не видит, и не понимает. Без "чувствительности" он был бы просто неплохим рассказчиком (Мих. Осоргин. Чудо на озере // Современные записки. 1931. No 46).
Г. Струве
Роман "Сивцев Вражек" (1928), которым Осоргин дебютировал как романист, имел совершенно неожиданный успех и принес Осоргину и славу, и деньги. Русские отзывы об этом романе о судьбах нескольких людей в начале большевистской революции были более сдержанны. Благожелательный к Осоргину, Б. К. Зайцев отмечал неровность и многочисленные недостатки романа (наряду с достоинствами). Некоторая старомодность соединялась в нем с выдававшей новейшие влияния кинематографичностью построения. Язык был простой, точный и выразительный. По поводу рассказов Осоргина К. В. Мочульский писал, что он "своей простоте учился у Тургенева и Аксакова", что он "связан с ними не только литературно, но и кровно". Но, отмечая присущие Осоргину "пристальность взгляда, чувство русской природы, любовь к земле", Мочульский не отметил его чувства юмора, характерной для него добродушно-иронической усмешки, которая особенно чувствуется в его романах "Свидетель истории" и "Вольный каменщик". "Свидетель истории" (1932) - роман о деятельности террористов в 1905-1906 годах. Героиня его и некоторые другие персонажи списаны с живых лиц, в центре повествования - действительные события, в том числе взрыв на Аптекарском острове и знаменитый побег революционеров из московской женской тюрьмы. Но назван роман по выдуманному лицу: "свидетель истории" - некий о. Яков, колесящий по России вдоль и поперек "бесприходный поп", которому "все любопытно" и который все любопытное записывает. Многие эпизоды и персонажи романа даны через восприятие этого нарочито чудаковатого "свидетеля истории" и потому в несколько ироническом преломлении".
В "Вольном каменщике" (1937) действие происходит в эмиграции. Герой романа, рядовой эмигрант, бывший провинциальный почтовый чиновник с чисто русской фамилией Тетехин, вступает в Париже во французскую масонскую ложу. В романе затронуты современные проблемы: рост тоталитаризма в мире, денационализация русской эмиграции (сын Тетехина - типичный русский "Жоржик", да и сам Тетехин, оставаясь насквозь русским, отходит от бытовых и общественных интересов эмиграции), проблема урбанистической цивилизации и т. п. Многое воспринимается в романе как сатира. В отличие от первых вещей Осоргина роман написан в игриво-замысловатом стиле, с игрой сюжетом, постоянным ироническим вторжением автора, с элементами "конструктивизма" (смысловая и стилистическая роль масонских символов и терминологии). Чувствуется, с одной стороны, влияние Замятина и советских "неореалистов", с другой - нарочитая попытка стилизации под XVIII век (из книги "Русская литература в изгнании").