— М-да, уж. Что делается… теперь на улицу выходить страшнее. Вдруг что-то подобное снова случится?
Подруга поворачивается ко мне, невесело, понимающе усмехается.
— Боишься убить кого-то или быть убитой?
Передёргиваю плечами, прежде чем пожать ими. Жутко осознавать, что в этом мире есть кто-то или что-то, способное управлять сознаниями. Но вот убить или быть убитой? Что страшнее?
— Не знаю. Если меня убьют — плохо, я больше не буду жить. Если убью я — тоже плохо, мне придётся с этим жить, гложиться виной. А если ещё убью невинного прохожего или хуже — ребёнка…
— Но ведь ты же будешь не виновата, ведь тобой кто-то будет управлять.
— Наверное. Но, думаешь, смотря на труп маленькой девочки или мальчика, мне будет легче, зная, что я сделала это не по собственной воле?
Девушка тоже пожимает плечами и вновь отворачивается к камину, намекая, что этот неприятный разговор пора прекращать. Отрываю взгляд от сладко потрескивающих поленьев, возвращаясь из мыслей в зал, который кишит жизнью.
Чем ближе ночь, тем больше посетителей. Откидываюсь на высокую спину стула, складываю ногу на ногу, завожу руки за спину и выдыхаю, пытаясь окончательно и бесповоротно расслабиться и просто, впервые за долгое время, насладиться вечером. Тёмный Властелин сказал, что мы задержимся в Юлиасе дней на десять, до тех пор, пока солнце не скроется за вторым небом и не заволочётся бесконечными тяжёлыми тучами.
Громкий говор, стук тарелок и столовых приборов, звонкий смех и громовой хохот, щекочущие обоняние запахи сушёных трав, развешанных по стенам, дороги, еды, жар камина, пар от горячей пищи, скрип половиц, топот хозяина гостиницы и подавальщиков, перебегающих от стола к столу — всё смешалось и отдаёт сумятицей. Настоящей, человеческой суматохой, которой мне так давно не хватало. Привыкнув жить в большом городе, сложно забыть суету, оказавшись в сельской местности, тем более в такой, даже по меркам этого мира, глуши, по которой мы едем.
Мне этого так не хватало, и я радостно вдыхаю эту вечернюю жизнь, ощущаю, что я здесь, тут, сердце бьётся, и я живу.
В
Император с тёмными лордами возвращаются поздно вечером. Геон рассказывает, как они ездили в поместье к тому богатому купцу, но оказывается, он давно уже там не живёт. Семье вернули руки. Жак Натан и Акено Даи с помощью магии восстановили утраченные конечности. И на сердце расцветает радость, стоит услышать об этом.
И вот после этого случая с семьёй все, кто ещё не знает, что в городке остановился император, узнают. К утру перед постоялым двором выстраивается длинная очередь из людей, желающих аудиенции у Его Величества. Кто-то молит исцелить их самих или своих детей, кто-то разобраться с угнетателями и плохими хозяевами, кто-то рассудить спор и всё в таком же духе.
— Гнать их всех в шею надо! — злобно бурчит Лайна, сидя за столиком в главной зале. Злобно, потому что уже полчаса ждёт своего заказа — фруктового пирога и древесного сока, но завтрак всё не приносят из-за большого скопления посетителей и их гастрономических требований.
— Не будь так жестока, Лайна, — щерится Гелеон, усаживаясь на старый скрипящий табурет. — В твоей стране разве не поступали так же, когда король разъезжал по городам и селениям, чтобы помочь своему народу?
— В моём королевстве монарх не выезжал из дворца больше, чем на три дня, да и то, только чтобы поохотиться.
— Что, не королевское это дело было — заботиться о простом люде?
— О люде хорошо заботились те, кто должен был: чиновники и особы благородного происхождения на местах. До завоевания Айей наша страна имела всё: прекрасное образование, медицину, безопасность. А сейчас же всё это превратилось в давно забытую сказку… Империя проглотила Киран, уничтожив всё хорошее, что было, уподобив себе…