На улице уже рассвело. Ночь вступила в законные права. В палатке сидеть влом. Последние ночи меня мучали смутные кошмары, о которых я мало чего помню. Я даже немного завидую Лайне, которая способна спать где угодно, сколько угодно, на чём угодно, как угодно и при любых обстоятельствах. Хоть я сама и не жалуюсь на слишком чуткий сон, но один раз проснувшись внезапно за день, я больше не могу заснуть. Приходится или ворочаться до ночи в душной палатке или вставать и прогуливаться по морозному воздуху, проклиная свою нелюбящую поспать нервную систему.
Вылезаю из тёмной палатки на свет, потягиваюсь. И обалдеваю. За день снега выпало ужас как много. Вокруг нашего бивака уже образовалась целая белая стена до колен. Даже следы Нолана и Жака, ведущие в заросли и дальше, почти засыпались. Ели совсем белоснежные, пухленькие. Так и манит прикоснуться к снежной шубке на иголочных лапах. Лиственные деревья, которые и не думают сбрасывать зелёную листву, покрылись серебристым инеем. Вокруг царит тишина. Царство белоснежности…
Лишь только один кружок изумрудного света смущает меня. В метрах тридцати правее нашего лагеря, под тремя соснами, пасутся наши лошади. В прямом смысле этого слова пасутся. Вчера Орест Платон поставил прозрачный купол. Снег не успел засыпать там всю землю, и сейчас кони счастливо жуют травку и изредка переговариваются едва слышным ржанием.
Стоит снежинкам коснуться поверхности барьера, как они тут же исчезают в мерцающей вспышке, словно маленькие звёздочки зажигаются всего на мгновение, а потом испаряются в ночном воздухе. Красивое зрелище. Любовалась бы и любовалась им, если уж и не вечно, то половину жизни точно.
Даниар увлечённо кашеварит у котелка, Гелеон роется в чересседельных сумках, что-то рьяно выискивая. Решаю не мешать утренней идиллии и тихонечко усаживаюсь на рядом валяющееся поваленное бревно, перед этим стряхнув с него снег полой плаща.
Несколько месяцев нахождения в этом мире научили меня многому. Теперь я стараюсь не планировать наперёд, не загадывать на будущее, не ждать чего-то постоянно, я научилась наслаждаться каждым днём, который имею. Каждым часом. Секундой. Мгновеньем.
Весь этот мир… события, в которых я очутилась. У меня нет ни малейшего понятия о том, что случится завтра, через два дня, месяц. Раньше я считала, что положительная стабильность жизни — залог успеха. Прошлая я, жившая своей маленькой жизнью в земном мире, была раньше счастлива знать, что одеть на следующий день, что есть на ужин, на какую работу идти. Сейчас же всё изменилось. Я не могу с определённостью сказать, что произойдёт со мной через пять минут, что уж говорить о видах на будущее? Это ужасно. С одной стороны.
С другой стороны я по-настоящему начала ценить жизнь. Хоть в ней и творится всякий бред…
Вот за такими раздумьями меня и застаёт Арам Гелеон Велорий.
— Светлой ночи, Ваше Высочество, — бодрым голосом изрекает кареглазый лорд, протягивая мне жестяную кружку с горячим чаем.
Вздрагиваю. Уж слишком неожиданно для меня появление главы императорской гвардии.
— Гелеон, не пугай, пожалуйста, меня больше так и никогда не подходи ко мне со спины, а то я и родить могу раньше срока, — журю его я, осторожно принимая кружку из его рук, предусмотрительно обмотав ладони тканью плаща, чтобы не обжечься.
Лорд лишь усмехается, ловко перемахнув через бревно, пристраивается рядом.
— Ваше Высочество, над чем вы так размышляли, что совсем не заметили моего прихода? — глаза Гелеона, хоть и горят озорной весёлостью, внимательно изучают меня.
Под его пристальным взглядом тушуюсь и опускаю глаза. От тёмно-бурой подрагивающей поверхности травяного чая с малиной исходит пар. Подношу кружку поближе к лицу, вдыхаю сладкий аромат.
— Да так, просто… — пауза слишком затягивается, нужно срочно что-нибудь сказать. — О жизни.
В карих глазах лорда прорезается интерес.
— И что же?
Понятно, тёмный лорд не оставит меня в покое. Мысленно вздыхаю и готовлюсь отвечать на его вечно странные и смущающие вопросы.
— Много чего изменилось с тех пор, как я оказалась в этом мире, — невинно мямлю я.
Гелеон хмурится, силясь понять, к чему я веду. Если честно, я сама не понимаю, что хочу сказать. Что ж, глава гвардии, по-видимому, решает взять инициативу в свои руки и гнёт старую волынку: