— Град вас не разочарует. Вы уже подобрали седло? — смотритель за животинкой поворачивает голову в сторону стойла, у которого ошиваюсь я. — О, Ваше Высочество, хороший выбор, Виноград умный малый, просто доверьтесь ему, и он вас хоть закрытыми глазами домой принесёт…
Похоже, какую бы лошадь мы не выберем, конюший всё равно будет расхваливать её, как на ярмарке на продажу. Сразу видно, он любит своих коняшек, стойла чистые, овёс и сено свежее, а сами обитатели этой, скажу, немалой, конюшни сияют ухоженностью и дышат здоровьем.
Когда мы выходим наружу, на улице уже совсем рассвело.
Я блаженно вдыхаю свежий воздух, морозящий лёгкие и кожу. Где-то лают собаки, из печных труб на крышах тонкими змейками ползут ввысь дымные дорожки.
На улице дубак. Но мне нравится. У меня с детства какая-то необычная садистская наклонность. Люблю холод. Всегда мечтала жить на северном полюсе. Когда была маленькая, по ночам выходила на балкон и часами стояла, смотрела на тёмное небо и дышала холодом.
Пришпориваем рвущихся вперёд коней и пускаем их по заснеженной дороге. Нолан, хоть и перешёл почти на галоп, но ведёт Града осторожно, стараясь ехать по обочине, где нет гололёда. Я не отстаю от императора.
В ушах свистит, щёки горят от мороза, светлое ночное небо и белый снег слепят глаза. В душе разливается приятное чувство скорости и полёта. Так легко и радостно, в голове не проскальзывает ни одной мрачной мысли. Весь мир отошёл на второй план. Существуем только ветер, конь, я и бескрайний простор.
У Акено Даи схожие ощущения. Когда мы замедляемся и едем шагом, давая лошадям передохнуть, у Нолана на лице нет бесконечной задумчивости и отчуждённости. Его глаза горят жизнью.
Мы доезжаем до обрыва. Дорога здесь почти резко заворачивает влево, впереди крутой склон с холма, дальше переходящий в бескрайнее поле.
Спешиваемся и сходим на обочину, наслаждаемся видом.
Ветер здесь бушует с невероятной мощью. Прядь чёрных волос падает на лоб Нолана. Я дёргаю рукой — хочется смахнуть её со лба, но вовремя себя останавливаю.
Не знаю, заметен ли мой порыв императору, но он поворачивается и смотрит на меня с каким-то любопытством и ожиданием. Поражаюсь его взгляду. Вечная серьёзность исчезла из чёрных глаз.
— Пойдём, — супруг берёт меня за руку и тащит к опушке леса, что заканчивается у дороги.
Мы заводим лошадей под сень деревьев.
— Куда мы идём? — немного испуганно. Хоть лес и нестрашный и нетёмный, но оглушает такой тишиной, что неуютно и как-то не по себе сердечку становится.
— Здесь есть одно удивительное место. Когда-то давно я был в этих краях и наткнулся на него.
Около часа петляем мы по лесу, благо, сугробы не слишком большие, с лёгкостью можно провести лошадей. Хотя когда с еловых лап опадают тонны снега то тут, то там, потому что деревья больше не могут их держать, жуткое плюх заставляет моих таракашек усиленно искать успокоительные таблетки. Стремаются бедные.
Иногда средь облаков прорываются белые лучи луносолнца, и снежная пыль, зависающая в воздухе после внезапного водопада с верхушек ёлок, сверкает. И так радостно от этого становится. Когда смотрю на красоту, ощущаю себя живой. Что уж говорить… Мороз и солнце, де… ночь чудесна! Прозрачный лес один чернеет, и ель сквозь иней зеленеет…
И звуки так приятны слуху. Стук дятла, что разносится по бескрайнему морю хвои, скрип старой сосны, хруст наста под ногами и редкая тишина, усыпляющая и вечно чего-то ожидающая тишина.
Наконец, мы выходим в бескрайнее белое поле. Справа, почти не отходя от леса, небольшая рощица из невысоких деревьев с гладкими светлыми, похожими как у берёз, стволами. Привязываем коней к нижней крепкой ветке ближайшего деревца.
Удостоверившись, что Град и Виноград не смогут сбежать, Нолан берёт меня за руку, мы идём в чистое поле.
— Так… это должно быть где-то тут, — Акено Даи крутит головой из стороны в сторону. — Подожди здесь.
Император отходит от меня шагов на двадцать, закрывает глаза, что-то шепчет. С правой ладони вылетает шар золотистого света, кружит несколько секунд в воздухе, а затем исчезает в земле.