Краем уха слушаю воркующе-усыпляющую речь барона, повествующую о былых временах, одновременно потешаюсь над мужчиной. Прямо перед ним, на вороном бравом скакуне, едет сам император Айи, а Винсет его не узнаёт. Такое часто случается. Люди на улицах могут просто проходить мимо, обращая на нас внимания не больше, чем на обычных прохожих. Но когда Акено Даи ровно шествует по какому-нибудь рынку, желая, чтобы его заметили, народ в трепете склоняется перед ним, кто-то даже падает на колени. Да, хорошо, когда можешь «включать и выключать» свою харизму одной силой мысли.
За забавными раздумьями об удивительной личности по имени «Нолан Акено Даи» время пролетает быстро. Незаметно перед нами вырастает сосновый бор.
— Раньше это поместье называлось Серебряный Бор, но Миран никогда не любил пафосные названия. Да и Старые Сосны как-то больше ему подходят, Агрон — наш человек, простой, от тёмных лордов у него только кровь, — барон выдаёт счастливый смешок, пришпоривает коня. — Побыстрей бы его увидеть!
Нетерпение Винсета переносится и мне. Я уже предвкушаю встречу с этим самым лордом, наставником императора. А ещё поскорее хочется оказаться в тепле, у жаркого очага.
Мы останавливаемся, только когда проезжаем весь бор, на опушке. Впереди простирается поле, а за ним как раз отдельной хвойной рощицей высятся великаны — те самые Старые Сосны. Из-за пушистых верхушек поднимается дым, надеюсь, из каминной трубы.
Ура. Поправляю воротник, закутываюсь потеплее. Дую на руки, чтобы согреть. Сезон Виедис напоминает зиму. Снег повалил гуще. Мокрые снежинки цепляются за одежду, волосы и ресницы.
Вдруг смех и разговоры сзади прекращаются. Даниар Зот бьёт по бокам рысака, равняется с императором.
— Я ощущаю смерть, — слова светловолосого тёмного гулко, необычайно гулко, звучат в наступившей тишине.
Мне, да и всем, похоже, становится не по себе. Что-то не так.
Срываем коней с места, копыта лошадей весело стучат по замёрзшей, покрытой хрустящей снежной коркой, неровной земле.
Дорога поворачивает влево, выезжаем из-под сени деревьев на открытое пространство. И первое, что бросается в глаза — могучая сосна с чёрным, потрескавшимся, местами гладким белёсым, стволом.
И это… очень уродливое дерево. Такого мерзкого экземпляра я ещё не видела. Высокое, с шестиэтажный дом, полностью иссохшее, с корявыми ветвями-крючьями только на одной стороне… и ни одной хвоинки.
Картинка, открывающаяся перед нашими взорами, не из приятных. Но весь ужас ситуации добавляет кое-что другое. Висящие обгоревшие люди. Верёвки обмотаны вокруг их шей.
Вот честно, нет слов… и мыслей. В оцепенении мы останавливаемся, с немым ужасом взирая на дерево и сооружение рядом, когда-то бывшее домом, теперь тлеющее, окутанное дымом и запахом гари.
Я сказала неправду, когда написала, что на тот момент у меня не было мыслей. Всё же одна не давала покоя. И как это часто бывает, она была совсем неподходящая, глупая, за которую стыдно. Но я ничего не могла поделать с собой.
Как? Кто? Кто был настолько бесчеловечен и свиреп, что повесил трупы людей на дерево? Тем более так высоко? КАК ЕМУ ЭТО УДАЛОСЬ?
И что за жестокость бушевала в сердце этого не человека — существа, что он поступил так даже с маленькими детьми? Взгляд зацепляется за несколько маленьких обугленных фигурок на самом верху сосны. К горлу подступает тошнота, к глазам — слёзы.
Кто-то позади невольно вскрикивает и плачет. Оглядываюсь, Лидия отвернулась не в силах смотреть на страшное зрелище. Барон подъезжает к ней, обнимает, успокаивая. Лайна закрывает рот рукой, её зелёные глаза полны панического ужаса, смешанного с негодованием.
И тут на меня обрушивается шквал эмоций. Никогда не представляла, что бывает такое чувство. Скорбь. Много раз слышала это слово, но и понятия не имела, что оно означает.