Считаете, мне нечего делать?
Да, нечего.
Талия с Лайной засушивают травы, я же в этом занятии только мешаю, на необычно сладко-терпкие запахи травы у меня просыпается аллергия, стоит близко поднести растения к носу — сразу чихаю. А весь смысл правильной засушки этой странной, почти бесцветной травы заключается в её запахе.
Если трава отдаёт слегка кислинкой, значит, сорванный пучок сорняка годен к засушке, если же улавливается слабый сладкий аромат, то всё — конец, травку нужно выбрасывать. Ну, или в нашем случае сжигать.
Что и делает Талия с невозмутимым видом — подносит отрезанные от стебельков листики, с дегустаторским видом, будто пробует вино, нюхает их, а затем или откладывает в корзинку, либо бросает в печь с самым невозмутимой миной.
Талия усмехается. По-старчески, как только могут усмехаться женщины в возрасте, повидавшие слишком много на своём веку.
— Что тебе рассказать, деточка? Сказку? — хозяйка облокачивается о невысокую скрипучую спинку стула, откидывает длинную седую прядь со лба. — Много лет назад я уже слышала подобную просьбу. Он сидел вон у того окна, — рука женщины взмахивает в сторону, — всё скучал, смотрел на небо, ждал, когда его хворь пройдёт…
Талия замолкает. Всего лишь на пару стуков сердца… так обычно люди готовятся рассказать нечто… завораживающее. Я же, встрепенувшись, отгоняю дремоту и усаживаюсь поудобнее, приготовившись слушать.
— Стояла скверная погода. Даже здесь, на Сулиновой горе ветер и дождь свирепствовали со страшной силой… Не представляю, что творилось там, за пределом.
Не знаю, как он сюда забрёл. Не иначе, как сам Дух помог ему найти дорогу к моей хижине. Он был весь промокший до нитки, голодный, опустошённый, обессиленный, будто скитался не один день… да к тому же простывший.
Я вылечила его. Не сразу. Болезнь уже овладела его костями и подбиралась к сердцу. Спустя месяцы он окреп. В его глазах появилась сила. Они загорелись жизнью, волей.
Он никогда не рассказывал, что заставило его тогда бродить по окрестностям, да и тем более в такую погоду. Я не спрашивала его об этом. Не настаивала.
Вот только не сразу я его узнала. Потому что такого не могло быть. Он был, как мой старый хороший знакомый… как моя первая и единственная любовь.
— Как его звали? — голос Лайны вклинивается в убаюкивающую речь старухи.
Талия укоризненно смотрит на девушку, недовольная тем, что её прервали, вырвали из воспоминаний.
— Драррен, — скрипит Талия. — Он был странствующим лордом. Чёрным мечником, как прозвали его давно в тех краях. Он просил рассказать сказку, я поведала ему одну:
Давным-давно, лет триста назад, когда местные королевства жили своей жизнью, не были завоёваны, неспеша процветали, и повсюду царила магия, из далёкой страны пришёл принц. Он путешествовал инкогнито. Иногда ввязывался в авантюры и приключения, даже драки между местной знатью не обходил стороной. Помогал тем, кто нуждался в помощи. Чем мог. Иногда мечом, а иногда и магией.
Простой люд прозвал его просто — Странник.
Странник всегда был в пути, никогда не задерживался на одном месте более чем на два-три дня. Он всегда был один. Одинокий Странник.
Хотя… однажды он встретил девушку. Она была бойкой наёмницей с длинным хвостом каштановых волос и поломанным копьём. Ей было примерно лет девятнадцать, когда её встретил Странник.
Наёмница выполняла любую работу: постеречь овец, поймать лису, ворующую куриц из курятников, наколоть дрова старушке за несколько монет, сопроводить важного богача по местным дорогам, огибая места, где обычно пасутся разбойники, и многое другое.
Она не знала, кем были её родители, с самого рождения жила в приюте. Потом выросла, отправилась странствовать и зарабатывать на хлеб.
В приюте жил один сторож, человек, который делал почти всю мужицкую и не только работу. Он был когда-то военным… и не простым солдатом. Это он обучил девушку искусству копья.
На Большой Дороге наёмница видела много чего. Обрела множество друзей и врагов, многих со временем потеряла.