Наиболее уязвимая сторона книги - представление истории и людей в черно-белом формате, без «градаций серого», в двухмерной плоскости. Однако в реальной жизни добро и зло, достоинства и недостатки людей, «семена и плевелы» в разные моменты смешаны в разных пропорциях*.
* Схематичность мышления о. Рафаила уже была отмечена его критиками. См., например: Остальцев А. Два пути. Ответ на сочинение архим. Рафаила (Карелина) «Об экуменизме» // http:// pagez.ru/i tems/040.php.
Например, автор называет священника Павла Флоренского «оккультистом» и утверждает, что он «пишет о Христе как о мертвеце». Упрек в гностицизме и оккультизме часто раздается в адрес о. Павла, и в некоторой мере он соответствует действительности. Однако нельзя забывать, что ректор Московской духовной академии еп. Феодор (Поздеевский) считал о. Павла глубоко верующим человеком - гораздо более верующим, чем прочие профессора Академии. Мученическая кончина о. Павла и ряд других фактов свидетельствуют о том же. Несмотря на то, что о. Павел проявлял интерес к мистике и оккультизму в разных его формах, в определенной степени он был даже более резко настроен в отношении современных ему мистическо-оккультных течений, нежели критикующий 0. Павла архимандрит Рафаил. Так, о. Павлу принадлежит очень резкая оценка творчества Блока как сугубо демонического**.
** Доклад о. Павла дошел в записи другого человека, однако авторство Флоренского не вызывает у нас лично, как и у многих Других ученых, никакого сомнения. Лучшая публикация: Петроградский священник. О Блоке // Павел Флоренский и символисты: Опыты литературные. Статьи. Переписка / Сост., подг. текста и коммент. Е. В. Ивановой. М., 2004. С. 599-626 (текст), 626-632 (коммент.), 633-661 (Е. В. Иванова. Об атрибуции доклада «О Блоке»),
В этой оценке о. Павел более категоричен, чем о. Рафаил. За пределами книги осталась критика автором профессора Московской духовной академии А. И. Осипова и его ученика А. А. Зайцева, критика во многом очень и очень справедливая, ибо о. Рафаил первым поднял более чем обоснованную тревогу об искажении православного догматического богословия в выступлениях и трудах названных лиц, - а также полемика с диаконом А. Кураевым. Однако и в критических работах автор остается мастером рисунка пером, но не пастели. Отзвуки их, равно как и соответственных приемов, чувствуются и в настоящей книге, когда о. Рафаил включается в антикатолическую полемику.
Книга дополнена краткими комментариями, без которых трудно воспринимать и усваивать большое количество специфических понятий и терминов, которыми щедро одаривает эрудированный автор своего не всегда готового к такому изобилию читателя. Подобный стиль часто дает многочисленным оппонентам архим. Рафаила лишний повод для нападок на него. Впрочем, такие «мелочи» легко прощаются читающей аудиторией заслужившему горячую любовь и признательность о. Рафаилу, и секрет этой любви не в препретелных человеческий премудрости словесех, но в явлении духа и силы (1 Кор.2:4). Остается пожелать мужественному ревнителю чистоты православной веры помощи Божией в его стоянии в любви и правде.
Канд. ист. наук А. Г. Дунаев
I.
Искать Бога
Однажды в Афины пришел индийский брамин1, чтобы увидеть Сократа2, слава которого уже достигла берегов Ганга. Придя в дом философа, индус спросил: «Как познать истину?» Сократ ответил: «Познай самого себя». В ответ на это индус спросил: «Разве можно познать себя, не познав Бога?» Диалог не состоялся. Языческие мудрецы не поняли друг друга. Для диалога необходима некая начальная общность взглядов, как бы камень, лежащий в реке у берега, став на который, можно сделать первый шаг и затем искать брод, чтобы, переступая с камня на камень, дойти до другого берега.
Обменявшись несколькими фразами, они замолчали. Сократ размышлял, индус медитировал3, повторяя имя Брамы4, а затем встал и вышел из дома Сократа, чтобы отправиться к себе на Восток. Кто из них был прав? Оба были правы, и одновременно оба - не правы. Они были не правы, потому что говорили о настоящем, но были бы правы, если бы говорили о будущем.
Сократ хотел познать себя собственным рассудком, а рассудок фиксировал только рефлексии, то есть самого себя - тот агрегат, который обрабатывал и систематизировал внешние впечатления, сопоставлял, соизмерял, описывал явления, которые высвечивали, как некий луч, его мысли, логизировал, находил закономерности и обработанный материал отправлял в кладовые памяти. Рассудок мог фиксировать также выплески чувств на поверхность сознания, но он оставался только одной из сил души и не мог объять ее, проникнуть в ее таинственные глубины, как не может часть объять целого.