Ни годы долгие разлуки, ни забвенье
Не в силах притушить ни на одно мгновенье
Моей любви к тебе, Кассандра, вечный пыл.
Я все еще твой раб смиренный, как и был.
Ты мне дороже глаз моих, дороже крови.
Ты в каждом помысле, мечте и в каждом слове.
Навек избранница моей цевницы ты.
Пою тебя, твои прелестные черты
И взоры, что, хотя не раздирают кожи,
На стрелы остротой губительной похожи:
Они вонзаются в подставленную грудь,
Грозя и легкие, и сердце мне проткнуть,
И с юных лет от них нет никакой охраны.
Невидимые те неизлечимы раны.
Рассудок мой в плену, и жизнь моя в плену.
Плен этот сладостен, его я не кляну.
Безмерно радуюсь, что благостной судьбою
Мне снова свидеться назначено с тобою,
Чей образ в памяти, на лучшей из гравюр,
Рукой искусною запечатлел Амур,
Когда передо мной предстала ты впервые!
Пусть время, что крушит и стены крепостные,
Крупицы юности похитило у нас,
Мы молоды еще, не отошел наш час.
Забыть ли первое свидание влюбленным?
Меня приветствуя без слов, полупоклоном,
Ты в грудь мою стрелу вонзила, с этих пор
Она сидит во мне, конец ее остер,
Но пусть и раненый, я, кровью истекая,
Благодарю тебя, Кассандра дорогая!
И будь я королем, клянусь, высокий столп
Воздвиг бы в честь твою, для поклоненья толп,
Чтоб с поцелуями к подножью припадали.
Как долго нас с тобой разъединяли дали!
Я был как истукан, бесчувственный, чужой
Себе и всем, но вот воскреснувшей душой
Я снова чувствую и радуюсь и плачу.
Отныне все в судьбе своей переиначу…
Любимая! Тобой мечты мои полны.
Твоим сиянием глаза ослеплены,
Как в тот апрельский день, святой и незабвенный,
Когда мы встретились, мой друг благословенный!
То животворная была пора весны,
Весеннею порой мы снова сведены.
К тебе взволнованно я простираю руки:
Да буду счастлив я, как тосковал в разлуке!
* * *
Я плачу, плачь и ты, мой грустный дом,
По госпоже, чей лучезарный взор
Обоих нас, вступая с солнцем в спор,
Дарил и ярким светом и теплом.
Амур меня хранил своим крылом
Злокозненной судьбе наперекор.
Но все, чем был богат, с недавних пор
Утратил я, терзаемый стыдом…
Прекрасная, вы мной пренебрегли,
Отныне вы от глаз моих вдали,
Меж нами — рощи, скалы, гор стена.
Но сердце к вам переселилось в грудь,
Забыло навсегда обратный путь, —
И в нем любовь как никогда сильна.
СТАНСЫ
Если мы во храм пойдем —
Преклонясь пред алтарем,
Мы свершим обряд смиренный,
Ибо так велел закон
Пилигримам всех времен
Восхвалять творца вселенной.
Если мы в постель пойдем,
Ночь мы в играх проведем,
В ласках неги сокровенной,
Ибо так велит закон
Всем, кто молод и влюблен,
Проводить досуг блаженный.
Но как только захочу
К твоему припасть плечу,
Иль с груди совлечь покровы,
Иль прильнуть к твоим губам, —
Как монашка, всем мольбам
Ты даешь отпор суровый.
Для чего ж ты сберегла
Нежность юного чела,
Жар нетронутого тела?
Чтоб женой Плутона стать,
Чтоб Харону их отдать
У Стигийского предела?
Час пробьет, спасенья нет —
Губ твоих поблекнет цвет,
Ляжешь в землю ты сырую,
И тогда я, мертвый сам,
Не признаюсь мертвецам,
Что любил тебя живую.
Все, чем ныне ты горда,
Все истлеет без следа —
Щеки, лоб, глаза и губы,
Только желтый череп твой
Глянет страшной наготой
И в гробу оскалит зубы.
Так живи, пока жива,
Дай любви ее права, —
Но глаза твои так строги!
Ты с досады б умерла,
Если б только поняла,
Что теряют недотроги.
О постой, о подожди!
Я умру, не уходи!
Ты, как лань, бежишь тревожно…
О, позволь руке скользнуть
На твою нагую грудь
Иль пониже, если можно!
* * *
Амур и Марс не схожи ль меж собою?
Не ратным ли они живут трудом?
Один шагает смело напролом,
Другой крадется потайной тропою.