Однажды, когда на даче никого не было, я выкатила велосипед в сад, вытащила из сумочки-кармашка гаечные ключи и прочие приспособления и стала методично отвинчивать все гайки подряд. Сначала выяснилось, что руль завинчен очень хитроумно, его страховала дополнительная гайка, но с этим я быстро разобралась, открутила все, что было можно, и убрала руль в сторону. Потом сняла крылья с колес. Затем отвинтила переднее колесо. Занялась задним и тут оказалось, что оно приделано весьма хитроумно, связано с рамой цепью и еще какими-то непонятными закорючками, которые тоже пришлось снять, чтобы они не мешали процессу исследования. Напоследок оставалось разобрать непонятную блестящую круглую коробочку около педалей. Она упорно не откручивалась, была слишком круто завернута, но я была упрямым человеком и с этой проблемой в конце концов справилась. Крышка коробочки подалась, но не снялась целиком, а только чуть-чуть отошла, из нее посыпались какие-то шарики. Много лет спустя я узнаю, что эти шарики называются подшипниками. Я стала собирать их в траве, часть нашла, другую нет. Попробовала всунуть обратно в коробочку, но это был уже совсем дохлый номер — дальше коробочка не открывалась ни в какую, а вслепую пропихнуть не удалось никак. В руках у меня осталось 3 или 4 шарика.
Надо сказать, что уже два года у меня валялась в бездействии настольная механическая игра «Футбол». На металлическом зеленом поле расположились красные и голубые человечки. Нажатием рычага они отодвигали назад ногу и били по шарику, который перед ними лежал. Равных мне в этой игре среди одноклассников не было. Мне редко приходилось почувствовать свою крутизну, но эта игра давала мне такое чувство превосходства над товарищами, которое скрывало многие другие комплексы. Однако шарик для игры, как и запасной, были давно, со слезами, утеряны, и «Футбол» в дальнем углу ждал своего часа. И дождался. Несколько позднее я сумела полностью обеспечить себя шариками намного лет вперед, разобрав еще несколько патронов с дробью, хранившихся втайне от меня в кладовке, в мешочке, прикрепленном к двустволке, о существовании которой мне не полагалось даже знать.
Итак, велосипед был мною собран и выглядел, как новенький. Правда, крылья так и не удалось выровнять, при езде они терлись о шины с неприятным шелестом и тормозили. Я отогнула их там, где они соприкасались с шинами, но тут же образовался перекос в другом месте. Я решила, что крылья — вообще бесполезная деталь дизайна и можно спокойно обойтись без нее, сняла их и спрятала поглубже в сарае. Теперь всё было в порядке. Ну, почти все. Дело в том, что педали стали прокручиваться назад, вместо того, чтобы тормозить. В том месте, где задний ход наталкивался на оставшиеся в тормозе подшипники, что-то нервно екало, словно готовясь остановиться, но, передумав, решало продолжить движение. Это было не очень приятно. Но я не стала, от греха подальше, об этом никому не говорить — конечно, велосипед был куплен на мои деньги, но выволочка от отца за испорченную вещь была бы такая же, как если бы на его. С этого времени велик мне стал родным, мы с ним, как соучастники, были связаны общим преступлением: как палач и жертва — и молчанием. Он воспринимался теперь мной как живой, как конь, как товарищ.