Выбрать главу

Анечка посмотрела на шефа с сомнением: — Так и писать — чумой? Ее же вроде давно уже нет.

Виктор Николаевич и сам понял, что с чумой он переборщил, и поправился: — Ладно, не чумой, а птичьим гриппом… Хотя тогда его еще не было. Ну, хорошо, хорошо, умерли они все разом, заразившись в роддоме сепсисом.

Напиши, эта новость, что мои детишки ушли в мир иной совсем крохами, просто убила меня. Ведь я мог стать отцом сразу троих ребятишек. Ну, и добавь, что при этих словах скупая слеза оросила его мужественное лицо, лицо человека, который невыносимо страдал.

Дальше. Сестра Галины на могиле малюток дала слово отомстить за их смерть. И всю свою жизнь посвятила поискам отца детишек. И вот, наконец, она нашла меня. Но чтобы не вызывать подозрений, коварная женщина устроилась ко мне на работу, чтобы подобраться совсем близко и ударить наверняка. И сегодня она при всех — вы ведь видели это? — стреляла в меня, но пистолет дал осечку… Хотя… откуда у нее пистолет. Ладно, обойдемся без него. Пиши: угрожала мне убийством. Она кричала, что убьет меня, отравит, наймет киллера…

Видимо, вариант с киллером ему особенно понравился, и Виктор Николаевич довольно крякнул. Потом продолжил: — А я, как благородный человек, способный понять чужое горе, великодушно простил ее. И историю эту, напиши, Анечка, я не имел права умалчивать. У нас все равны. Пусть народ знает своих героев. И заголовок, крупно: «Она желала мне смерти, но я ее простил!»

Послышались дружные аплодисменты и голос Анечки: — Виктор Николаевич, вы такой благородный!

Чуть погодя опять голос Жемчугова: — Надеюсь, все согласны со мной: это как раз то, что нужно для разворота! Наши рейтинги взлетят как никогда, — последнее он произнес с нескрываемым удовольствием.

Светлана, так и не зайдя в кабинет, оставила заявление на стуле в коридоре. Здесь ей больше делать было нечего.

Информационный повод, слава богу, был найден.

Пустой файл О ценностях истинных и иллюзорных, о том, что жить надо настоящим

«Выпь кричала тонко и пронзительно», — написал он и откинулся в кресле. Как на самом деле кричит выпь, он не знал, но фраза эта ему понравилась. Рассказ об охоте на пернатых был «халтуркой». Он взялся за нее из-за безденежья, а дело ни тпру ни ну. Птиц этих он в жизни не видал, стрельбу по животным считал блажью, а на самих убиенных птах ему по большому счету было наплевать.

Свернув застопорившееся на крике выпи описание охоты, он открыл другой файл. Кроме напечатанного посредине крупно и многообещающе — «роман», здесь было пусто. И эта пустота раздражала, как раздражает пустое чрево холодильника — когда есть хочется, а идти в магазин лень.

Надо было с чего-то начинать, с первой, запевной строчки, а ее-то как раз и не было.

Он хотел закурить, надеясь таким образом настроиться, привлечь Музу ароматом табака. Может, и она неравнодушна к нему, ведь женщина же…

Всем его женщинам нравилось, когда он курил трубку. Как старик Хэм. Он вообще старался ему подражать: обзавелся бородкой, купил трубку и частенько сиживал так — с глубокомысленным видом, словно обдумывая очередной свой опус… Но получалось как-то не слишком похоже. Курить табак после сигарет не было чем-то диковинным и даже нравилось, но растительность на остреньком подбородке и впалых щеках выросла чахлой и редкой и не придавала ему ни мужественности, ни желаемой мудрости его кумира. Так, одна волосатая неопрятность.

Не закурил. Зачем обманывать? Да и обманываться… давно уже не мальчик.

Курсор на мониторе нетерпеливо пульсировал, словно ждал, когда же человек начнет.

Но человек сидел неподвижно. И тоже чего-то ждал. Не озарения. Не удара в темечко кого-то оттуда, свыше. Догадался уже: то самое, свыше, либо сразу есть, либо никогда не придет — жди не жди.

Понимание этого шло к нему долго. Встречалось с возмущением, вполне искренним негодованием. Он был уверен, что разговоры про врожденную гениальность, дар свыше — байки. Что его просто еще не оценили, не поняли.

У нас ведь памятники ставят после смерти.

Когда-то давно, еще в школе, он что называется подавал надежды. Тогда рамки обязательной программы были ему узки, и потому он любил писать сочинения на свободную тему. Тут его полет не был ничем ограничен, и он с упоением фантазировал: то покорял космические дали, то нырял в океанские глубины, то отправлялся на полюс… Учителям казалось, что мальчик неординарен и далеко пойдет.