Миссис Памфри виновато съежилась в кресле:
– Пожалуйста, пожалуйста, не браните меня. Я пытаюсь кормить его как полагается, но это так трудно! Когда он просит чего-нибудь вкусненького, у меня нет сил ему отказать! – Она прижала к глазам носовой платок, но я был неумолим.
– Что же, миссис Памфри, дело ваше, но предупреждаю вас: если вы и дальше будете продолжать в этом же духе, Трики будет оприпадываться все чаще и чаще.
Я с неохотой покинул уютную гостиную и на усыпанной песком подъездной аллее оглянулся. Миссис Памфри махала мне, а Трики, по обыкновению, стоял на подоконнике, и его широкий рот был растянут так, словно он от души смеялся.
По дороге домой я размышлял о том, как приятно быть дядей Трики. Отправляясь отдыхать на море, он присылал мне ящики копченых сельдей, а когда в его теплицах созревали помидоры, каждую неделю преподносил мне фунт-другой. Жестянки табака прибывали регулярно, порой с фотографией, снабженной нежной подписью.
Когда же на Рождество мне доставили огромную корзину всяких деликатесов от «Фортнема и Мейсона», я решил, что просто обязан слегка удобрить почву, приносящую столь великолепные плоды. До тех пор я ограничивался тем, что звонил миссис Памфри и благодарил ее за подарки, а она довольно холодно отвечала, что она тут ни при чем: все это посылает мне Трики, его и нужно благодарить.
Заглянув в рождественскую корзину, я внезапно осознал, какую серьезную тактическую ошибку совершал, и тут же принялся сочинять письмо Трики. Старательно избегая сардонических взглядов, которые бросал на меня Зигфрид, я поблагодарил своего четвероногого племянника за рождественский подарок и за былую его щедрость. Выразил надежду, что праздник не вызвал несварения его нежного желудка, и порекомендовал на всякий случай принять черный порошочек, который ему всегда прописывает дядюшка. Сладостное видение селедок, помидоров и рождественских корзин заглушило смутное чувство профессионального стыда. Я адресовал конверт «мастеру Трики Памфри, Барлби-Грейндж» и бросил его в почтовый ящик лишь с легким смущением.
Когда я в следующий раз вошел в гостиную миссис Памфри, она отвела меня в сторону.
– Мистер Хэрриот, – зашептала она, – Трики пришел в восторг от вашего прелестного письма, но одно его очень расстроило: вы адресовали письмо «мастеру Трики», а он настаивает, чтобы его называли «мистером», как взрослого. Сперва он страшно оскорбился, был просто вне себя, но, когда увидел, что письмо от вас, сразу успокоился. Право, не понимаю, откуда у него такие капризы. Может быть, потому, что он – единственный. Я убеждена, что у единственных собачек легче возникают капризы, чем у тех, у кого есть братья и сестры.
Войдя в двери Скелдейл-хауса, я словно вернулся в более холодный, более равнодушный мир. В коридоре со мной столкнулся Зигфрид.
– И кто же это приехал? Если не ошибаюсь, милейший дядюшка Хэрриот! И что же вы поделывали, дядюшка? Уж конечно, надрывались в Барлби-Грейндже. Бедняга, как же вы утомились! Неужели вы искренне верите, будто корзиночка с деликатесами к Рождеству стоит кровавых мозолей на ладонях?
На сцену выходит мисс Харботтл
Оглядываясь назад, я не могу поверить, что мы тратили многие часы на приготовление лекарств. И тем не менее они поступали к нам не в фирменных упаковках, и перед тем, как сесть в машину, мы должны были наполнить ее целым набором из тщательно подобранных и, как правило, бесполезных препаратов.
Когда Зигфрид зашел ко мне в то утро, я держал трехсотграммовую бутылку на уровне глаз и доливал в нее сироп этилморфина. Тристан с мрачным видом растирал в ступке желудочное снадобье и, почувствовав на себе взгляд брата, удвоил усилия. Вокруг него горой лежали пакеты с уже приготовленным порошком и пессарии, которые он приготовил, наполняя полиэтиленовые цилиндры борной кислотой.
Тристан казался олицетворением труда, его локоть яростно ходил взад и вперед, пока он растирал карбонат аммония с порошком рвотного ореха. Зигфрид снисходительно улыбнулся.
Я тоже улыбнулся. Я всегда испытывал неловкость, когда братья ссорились, но в тот раз мне было очевидно, что утро обещает быть добрым. В атмосфере дома наметилось заметное улучшение после Рождества, когда Тристан незаметно смотался в колледж и без видимых стараний сдал все экзамены. Но сегодня в моем шефе было что-то еще: он, казалось, светился каким-то внутренним сиянием, довольный собой так, как будто знал, что впереди его ждет нечто очень хорошее. Он вошел в комнату и закрыл дверь.