Я с изумлением уставился на ногу: она приняла абсолютно нормальный вид.
Бенджамин, по-видимому, тоже не сразу поверил: он робко прищурился из-за своей занавески и обнюхал локтевой сустав. Но тут же, убедившись, что все в порядке, встал и подошел к хозяину.
И шел он, даже не прихрамывая!
Губы Арнольда растянулись в улыбке.
— Вправили, значит!
— Кажется, вправил, мистер Саммергилл! — Я пытался говорить небрежно, но лишь с трудом удерживался, чтобы не испустить ликующего вопля или истерически не захохотать. Я же только ощупывал, чтобы разобраться, а сустав взял и встал на место. Случайность, но какая счастливая!
— Вот и хорошо, — сказал фермер. — А, старина? — Он нагнулся и почесал Бенджамину ухо.
Анатомический театр, полный рукоплещущих студентов, — вот что требовалось для достойного завершения этого эпизода. Или чтобы произошел он в гостиной какого-нибудь миллионера в разгар званого вечера с его обожаемой собакой. Но нет, подобного со мной не случалось! Я поглядел вокруг, на захламленный кухонный стол, на груду немытой посуды в раковине, на обтрепанные рубашки Арнольда, сохнущие перед огнем, и улыбнулся про себя. Именно в такой обстановке я и добивался самых эффектных результатов. И видели это помимо Арнольда только две курицы, вновь восседавшие на шкафчике, но они сохранили полное равнодушие.
— Ну, мне пора, — сказал я, и Арнольд пошел со мной через двор к машине.
— Слышал я, вы в армию идете? — сказал он, когда я открыл дверцу.
— Да. Завтра уезжаю, мистер Саммергилл.
— Завтра, э? — Он поднял брови.
— Да, в Лондон. Вам там бывать не приходилось?
— Нет, черт не попутал! — Он так мотнул головой, что колпак переместился на затылок. — Это не для меня.
Я засмеялся.
— Что так?
— А оно вот как. — Он задумчиво поскреб подбородок — Был я разок в Бротоне, ну, и хватит с меня. Ходить по улицам не могу, и все тут.
— Ходить?
— Угу. Народу тьма-тьмущая. То большой шаг делай, то маленький, то большой, то маленький. Ну, не идут ноги и конец!
Я часто видел, как Арнольд ходил по лугам широким ровным шагом горца, которому никто не становится поперек дороги, и я прекрасно понял, каково ему пришлось. "То большой шаг, то маленький" — лучше это выразить было невозможно.
Я помахал на прощание, а старик сказал мне вслед:
— Береги себя, малый!
Из-за двери кухни высунулся нос Бенджамина. В любой другой день он бы вышел проводить меня вместе с хозяином, но нынче все было не как всегда, а в заключение я внезапно накинулся на него и стал крутить ему ногу. Лучше не рисковать!
Я на цыпочках свел машину по лесу вниз, но прежде, чем начать подъем, остановил ее и вылез. Сэм радостно прыгнул за мной.
Это была узкая долинка, зеленая расселина, укрытая от суровых вершин. Одно из преимуществ деревенского ветеринара заключается в том, что ему открываются вот такие потаенные уголки. Здесь не ступала ничья нога, кроме старого Арнольда, — ведь даже почтальон оставлял редкие письма в ящике на столбе у начала дороги — и никто не видел ослепительного багрянца и золота осенних деревьев, никто не слышал лепет и смешки ручья на им же чисто вымытых камнях.
Я пошел по берегу, глядя, как крохотные рыбешки молниями мелькают в прохладной глубине. Весной эти берега пестрели первоцветами, а к маю между стволами разливалось синее море колокольчиков, но сегодня под ясным прозрачным небом воздух был тронут сладостью умирающего года.
Я поднялся по откосу и сел среди уже забронзовевшего папоротника. Сэм по обыкновению улегся рядом со мной, и я гладил шелк его ушей. Склон напротив круто поднимался к поблескивающей обнажившейся полосе известняка у верхнего края обрыва, над которым солнце золотило вереск.
Я оглянулся назад, туда, где из трубы прозрачная струйка дыма поднималась над взлобьем холма, и во мне окрепла уверенность, что эпизод с Бенджамином, заключивший мою деятельность в Дарроуби, стал самым лучшим к ней эпилогом. Маленькая победа, дарящая глубокое удовлетворение, хотя отнюдь не потрясающая мир, — как все остальные маленькие победы и маленькие катастрофы, из которых слагается жизнь ветеринара, и которые остаются неизвестными и никем не замеченными.
Накануне вечером, когда Хелен укладывала мой чемодан, я засунул под рубашки и носки "Ветеринарный словарь" Блэка. Том весьма объемистый, но меня ожег страх, что я могу забыть чему учился, и я тут же придумал взять его с собой, чтобы прочитывать каждый день страницы две, освежая память. И здесь, в папоротнике, я вновь подумал, какое мне выпало счастье — не только любить животных, но и многое знать о них. Внезапно знания эти стали чем-то драгоценным.