Попытаемся представить себе, какими «лингвистическими» соображениями и нормами руководствовался образованный человек Древней Руси, создавая дошедшие до нас памятники письменности. Если это был церковный памятник, то автор, переводчик или переписчик, в древнейшую эпоху стремился писать его, следуя старославянским образцам. Но в старославянском языке было очень много такого, что или было непонятно русскому читателю (автору), или противоречило тем языковым навыкам, которые сложились у них под влиянием живой русской речи.
Стремление писать по-старославянски выражалось в том, что во всех случаях, когда русский книжник имел возможность выбирать между русским и старославянским средством языка и при этом старославянизм не противоречил свойствам живой русской речи, он выбирал старославянизм.
Возьмем уже известные нам слова с неполногласными сочетаниями. Можно сказать, что их употребление было нормой для языка церковно-книжных памятников, а употребление слов с полногласием было отступлением от этих норм. Имея возможность выбирать между словами типа градъ — городъ (в том случае, если они имели тождественное значение), книжник, стремившийся ориентироваться на старославянские литературные образцы, выбирал градъ и т. п. Эти слова не противоречили его языковым навыкам: сочетание ра между согласными было вполне обычно и для русских слов (трава, братъ и т. п.), унаследованных из общеславянского языка. Подсчеты случаев употребления некоторых распространенных слов с полногласными и неполногласными сочетаниями (глаголов с приставками, пере- и пре-, предлогов передъ и предъ) в памятниках разных эпох показали, что в памятниках религиозно-философского характера эти неполногласные слова составляют от 95 до 100% общего количества слов с неполногласными и полногласными сочетаниями (40, 41). Такое же соотношение свойственно и другим категориям русских и старославянских слов (например, словам с начальными ра-, ла- и ро-, ло-, с приставками из- и вы-; 3, 4) в том случае, если старославянизм не противоречит сложившимся навыкам произношения тех или иных звуков (сравните русские слова радъ, родъ, ладити, ложе).
Церковнославянский язык русской редакции не был только письменным языком. Несомненно, существовала и устная его разновидность. Ведь церковные книги часто читались вслух. И в процессе этого чтения вырабатывались особые нормы русского церковного произношения. Чем же отличалось оно от живого русского произношения? Историки русского языка полагают, что в церковном произношении почти не было таких звуков, которых бы не было в живом бытовом произношении. Исключения немногочисленны. Одно из них составляют, например, мягкие звуки к, г, х, отсутствовавшие в древнерусском языке древнейшей эпохи, но читавшиеся в греческих по происхождению словах типа кивотъ, ангелъ, архиереи, широко представленных в церковных книгах. Правда, некоторые звуки, имевшиеся как в живом, так и в церковном произношении, употреблялись по-разному: в церковном произношении, например, в начале слова были возможны а, е, позднее ю (йу), а в живом — нет, в русских словах в этом положении звучали я (йа), о, у (современные слова единый, юноша, устаревшее агнец и другие — по происхождению славянизмы). Основное же различие между русским бытовым и русским церковным произношением состояло в следующем: звукам бытовой речи, которые произносились в определенных словах, соответствовали в церковном произношении другие звуки, также возможные в бытовой речи, но в других словах. Мы уже поясняли это явление на примере слов с полногласными и неполногласными сочетаниями: звукам оро бытовой речи (например, в слове городъ) в церковном произношении соответствовали звуки ра (в слове градъ), возможные в бытовой речи в других словах (типа братъ и т. п.). Точно так же звуку ч бытовой речи (например, в словах ночь, печера и т. п.) в церковном произношении соответствовали звуки шч, изображавшиеся буквой щ (нощь, пещера), возможные в бытовой речи в словах типа ищу и т. п.