— Я Рублева знаю только по репродукциям,— неопределенно ответил Леська.
— Рублев, несомненно, человек глубоко верующий. Но вера его в бога — это прежде всего вера в добро. Она достигла в нем такого напряжения, что действует на нас до сих пор и совершенно затмевает поповскую идею триипостасного божества и прочей нелепицы. От икон Рублева нам остается только легенда, и мы представляем себе Евангелие таким, каково оно и есть на самом деле: шедевром изящной литературы, как «Слово о полку Игореве» или «Калевала». Таковы же, если вдуматься, стихи Александра Блока.
— Не повторяйте имя Блока нашего всуе! — сказала, улыбаясь, Карсавина.— Этот юноша очень ревнует меня к нему.
— Вот как! И он имеет на это право?
— Все права во всех смыслах,— твердо ответила Алла Ярославна.
— Завидую! — воскликнул Тугендхольд.— Завидую от всего сердца.
И тут же начал прощаться.
— Надеюсь, вы еще заглянете ко мне?
— Может ли художник пройти мимо златокудрых венецианок Тициана?
Когда Елисей навестил Тугендхольда, Яков Александрович принял его сухо. Не то чтобы он влюбился в Ярославну и ревновал ее к Леське, но ему было неприятно, что такая во всех отношениях блестящая женщина приблизила к себе такого заурядного парня.
— Не нужен ли вам натурщик, Яков Александрович?
— Вы имеете в виду себя?
— Да.
— У меня уже есть натура: это Карсавина. Я думаю писать Леду, к которой в виде лебедя слетает Зевс.
— Кажется, такой сюжет уже кем-то использован…
— Не кем-то, а целым рядом великих мастеров: Леонардо да Винчи, Корреджо, Веронезе, Тинторетто.
— Вы хотите с ними состязаться? — вежливо, но упавшим голосом спросил Леська.
— Ничуть. Все, что я рисую или пишу, я делаю только для того, чтобы глубже понимать искусство живописи.
Елисей вышел из отеля и увидел у парадных дверей бричку, запряженную двумя серыми в яблоках. Кони показались ему знакомыми. Возница сидел, свесив ноги на улицу, и очарованно всматривался в пляж.
— Пантюшка!
— А! Елисей!
— Кого привез?
— Барышню Гунду.
Елисей подозрительно взглянул на Пантюшку и, не прощаясь, взбежал на второй этаж. Действительно, Гунда была у Карсавиной.
— Лесик! Эта девочка утверждает, будто ты ее жених.
— Я? Жених?
— Да,— сказала Гунда.— Ты обещал ждать меня два года, а когда мне исполнится семнадцать лет, мы поженимся.
— Ну, раз он обещал, значит, так и будет,— сказала Карсавина.— Елисей человек надежный.
Гунда встала.
— Спасибо, фрау,— произнесла она с величавостью королевы.— Я довольна беседой с вами.
Потом подошла к Елисею.
— Поцелуй меня.
Леська поцеловал. Гунда на поцелуй не ответила, красноречиво взглянула на Карсавину и ушла, слегка покачивая своим рыжим хвостом этруски.
— Не смущайся, Лесик,— сказала улыбаясь, Карсавина.— Avant nous — le déluge [7]. А девочка мне понравилась: смелая, волевая, без лирики. Типично германский тип.
— Зачем она приходила?
— Ясно зачем: проверить посты.
Алла Ярославна слегка призадумалась, потом сказала:
— Она, очевидно, никогда не улыбается.
— Правда? — озадаченно спросил Леська. Я как-то этого не заметил.
— И потом у нее между передними зубами щель. Это говорит о хищности. Такие женщины очень верны в любви, но если мужчина их обидит — берегись!
— Вы совсем меня не ревнуете,— грустно сказал Леся.
— А зачем ревновать? Впереди еще целых два года.
Она весело глядела на Леську.
— Зато я вас ревную.
— К Блоку?
— Нет, уже к Тугендхольду… Может быть, вам нужны деньги?
— Нет. Деньги у меня есть. А кончатся — продам кольца, серьги, браслеты. Как-нибудь просуществую. До голода мне далеко. А кстати, Лесик, я хотела тебе сказать: ты очень плохо одет. Ну что это на тебе за рубище?
— Парус номер семь.
— Вот именно. Тебе нужно заказать себе летнюю пару из чесучи. Деньги я тебе дам.
— Спасибо, но я не сутенер.
Карсавина нахмурилась. Потом сказала:
— Ступай в угол.
Леська, смущенно смеясь, передвинул кресло в угол и уселся в него.
Пауза.
— Больше не будешь?
— Буду больше.
Алла Ярославна улыбнулась ему своей второй улыбкой.
— Ну, поди сюда.
— Не пойду.
— ?
— Я еще не отобиделся.
Карсавина так весело рассмеялась, что даже откинула голову с маленькой подушки на большую.
— Осторожно! Не делайте резких движений! — крикнул Леська и бросился к ней.
— Закрой дверь,— приказала она…