Коммерческие науки меня абсолютно не интересовали. И судьбе было угодно повернуть мою жизнь таким образом, что я от этого дела избавился навсегда.
Строительство великой сибирской магистрали привлекло в это время внимание всей российской общественности. И не удивительно: осуществлялась грандиозная по масштабу работа, предстояло построить железнодорожный путь длиною почти в 9 тысяч километров. Заинтересовался этой постройкой и мой отец. Он не очень любил эксплуатационную железнодорожную службу, а мечтал о «построечной» работе, которая была куда более живой и позволяла каждому проявлять свою инициативу.
Дядя Митя, находясь теперь уже в Томске, помог отцу получить службу: предстояло строить железнодорожный мост через реку Томь. В начале лета отец отправился в Сибирь. Уехал он один, чтобы, обосновавшись на новом месте перевезти туда всю нашу семью. И вот мы получаем длинное письмо с подробным маршрутом предстоящего путешествия, с указанием пунктов посадок и пересадок с поезда на пароход и обратно. Распродаем вещи и отправляемся в далекую, неведомую нам, Сибирь. В моём кармане свидетельство об окончании пяти классов Петровского училища. Планирую поступить в Томское реальное, но не в шестой, а в пятый класс, поскольку программа реальных училищ была в то время выше программы коммерческих школ.
Путь из Европейской России в Сибирь был в те годы нелегким: 20 дней понадобилось нам, чтобы добраться до Томска…
Выехали мы из Смелы в августе 1894 года. Из Нижнего до Перми плыли на пароходе «Кунгур». В Перми, направляясь с пристани на вокзал, встретили арестантов. Они шли по улице в сопровождении конвойных, гремя кандалами. Их ждала каторга.
Эта картина произвела на нас потрясающее впечатление. Пермяки же ей не удивлялись, поскольку город стоял на пути в ссылку. В Тюмени снова пересели на пароход. Предстояло плыть по великому сибирскому водному пути, спускаться по Туре и Тоболу к Иртышу, миновать Тобольск, двинуться на север до Самарово по Оби, плыть на юго-восток к далекому Томску — крупнейшему в то время культурному центру Сибири.
Наш пароход тянул на длинном буксире тюремную баржу. На ее палубе была сооружена огромная железная клетка, в которой томились арестанты, отправляемые либо на каторжные работы, либо на поселение. Это зрелище человеческого унижения запомнилось мне навсегда.
Пароход причаливает к пристани, грузят дрова. Смотрю вокруг. Катит серые волны Обь, плоские берега покрыты низкорослым лесом. К пароходу, а он появляется здесь всего раз в неделю, спешат местные жители — остяки, и каждый предлагает купить крупных стерлядей и осетров. На сцену выступает арендатор пароходного буфета, который скупает всю рыбу за бесценок, причем основной разменной монетой оказываются шкалики водки, от которой моментально пьянеет непривычный к алкоголю остяк. И такая картина повторялась на всем пути нашего плавания.
Множество картин длинного путешествия осталось в моей памяти навсегда. Они стали для меня как бы прелюдией к сибирской действительности и заставили многое переоценить, научили глубже воспринимать, анализировать окружающую действительность.
Семья наша обосновалась в Томске, а отец выехал в село Поломошная, где строился железнодорожный мост через реку Томь.
Конец сентября 1894 года. Я иду в реальное училище с заявлением: прошу принять меня в 5-й класс. Назначаются приемные испытания, причем на первом же экзамене — по рисованию — терплю полное фиаско. Угрюмого вида преподаватель, Фаддеев, берет гипсовый кулак, придает ему соответственныи наклон и предлагает мне его отобразить с натуры. Поскольку в Петровском училище рисованию не придавали значения, выполнить задание я не смог и получил неудовлетворительную отметку. Мои знания разошлись с программой реального училища и по математике. В результате мне было предложено поступить не в 5-й, а всего лишь в 4-й класс. Пришлось поневоле согласиться. Я на собственном опыте убедился, какая тогда была колоссальная разница в объеме программы и в постановке преподавания между столичной коммерческой школой и реальным училищем в отдаленном Томске.
Новые товарищи по классу отнеслись ко мне чрезвычайно тепло и радушно, и это помогло мне восстановить душевное равновесие. Проявили надлежащую корректность и преподаватели. Нервировало меня первое время только то, что по возрасту я был старше своих одноклассников. Однако вскоре я завоевал у них немалый авторитет…