Дебора вернулась к посуде, озабоченная конфликтом, который созревал на горизонте. Она никогда не понимала, как можно поднять руку на ребенка. Она читала о случаях, когда младенцев трясли до смерти, били и душили родители, у которых не хватало терпения или зрелости справляться со своими кричащими малышами.
Она даже читала о молодом папаше, который взял ребенка за ножки и ударил о стену. Теперь она понимала, как может произойти такое зверство, когда раздражительность доходит до кипения.
Она не собиралась оставлять Шелли наедине с ребенком, но ей предстояла битва.
Шелли ненавидела вмешательство, ненавидела любой намек, позволяющий думать, что она что-то делает не так. Еще она ненавидела, когда ее опекали и ненавидела, когда кто-то думал, что она нуждается в помощи. Выбор оставался небольшой.
Днем Дебора постучала в комнату для гостей и чуть-чуть приоткрыла дверь.
— Ты не голодная? Я могу сделать тебе сэндвич.
Отказ Шелли был едва слышен.
Деборе было больше нечего предложить. Она сделала сэндвич себе и сидела в гостиной и читала, пока ела. Она скормила Рейн две бутылочки с интервалом в три часа. С ней было все в порядке, периоды сна и голода приходили в норму.
Грег и Шон вернулись к ужину, полные впечатлений от зоопарка. Дебора приготовила вегетерианскую лазанью и подала ее с миской консервированных персиков и творогом.
К ее удивлению, Шон умял все в своей тарелке и попросил добавки. В отсутствие Шелли обстановка за столом была даже приятной. Теперь, когда Шон не был объектом постоянных материнских замечаний, он ел без угроз и посулов.
После ужина Дебора привела в порядок кухню, пока Шон и Грег играли в настольную игру.
Они ушли в половине девятого, чтобы Грег уложил Шона спать. Дебора сказала:
— Почему бы тебе не налить Шону ванну перед сном? Я оставила пену для ванной и чистые полотенца в купальне.
Шон издал радостный вопль и выскочил за дверь, до того, как Грег поднялся. Дебора поцеловала сына в щеку. Вскоре она увидела, как в бассейне зажегся свет.
Она взглянула на потолок. От Шелли до сих пор ничего не слышно, она слишком горда, чтобы о чем-то попросить, слишком упряма и враждебна.
Дебора оставила лазанью в духовке. Достала тарелку, салфетку, приборы и оставила записку.
Если Шелли спустится вниз, она может положить себе еду и забрать наверх.
Пока что Дебора перенесла Рейн на диван, обложила подушками и отнесла колыбель наверх, в свою спальню. Вернулась за ребенком, свежей бутылочкой и пачкой памперсов и отнесла в спальню, стараясь делать все как можно тише. Позже она поняла, что в осторожности не было необходимости.
Утром дверь в комнату для гостей стояла открытой. Кровать была не застелена и отсутствовали немногие вещи, которые Шелли принесла в дом. Озадаченная, Дебора спустилась с Рейн вниз и выглянула в кухонное окно.
Желтый школьный автобус исчез.
7
Я заехала за Саттоном, чтобы отправиться на Рамона роуд. Рубашки с галстуком на нем больше не было. Он переоделся в джинсы, красную толстовку и кроссовки.
Я насчитала пятнадцать домов, первый раз проехав по улице, огибая квартал, чтобы проникнуться обстановкой. Рамона роуд была в один квартал длиной, загибаясь петлей, как лассо. Участки были холмистые, в большей степени отданные деревьям и кустам. Природные контуры земли оставляли мало места для построек. В ход шли экскаваторы и грейдеры, создавая площадки, на которых велось строительство.
Дома были построены в 50-е годы, все работы одного архитектора, чей стиль до сих пор, тридцать лет спустя, выглядел свежим.
Я припарковала «мустанг» напротив дома номер 625. Саттон наклонился вперед и рассматривал окружающее через лобовое стекло.
Полоса зеленого газона поднималась к дому, длинная подъездная дорожка с тротуаром образовывала полукруг, загибаясь и возвращаясь обратно к дороге. Бывшая резиденция Керкенделлов была одноэтажным зданием в форме перевернутой L, с короткой частью, вытянутой вдоль улицы. Снаружи дом был отделан красным кирпичом и потемневшим красным деревом, с рельефными горизонтальными линиями и щедрыми вкраплениями стекла. Плоская бетонная крыша выдавалась вперед широким козырьком, который прикрывал веранду. Не было ни завитушек, ни украшений, ничего лишнего.