- Совсем никакого улучшения?
- Его накачали антибиотиками, но я думаю, это особо не помогло. В таких ситуациях все обычно развивается от плохого к худшему. Я не хочу быть пессимистом, но лучше говорить прямо.
- Как держится Перл?
- Как я слышал, она сейчас в запое. Как и твой друг Данди.
- Ты шутишь.
- Вовсе нет. Вчера вечером я был в больнице, и Перл явно отсутствовала. Она сидела у его постели, верная, как пес, когда ей только разрешали. И вдруг ее нет, так что после больницы я заехал в приют. Я не смог вытянуть ни слова из Кена, парня за стойкой, но один из местных жителей слышал, что я о ней спрашиваю, и отвел меня в сторонку, там и другие присоединились.
- Они где-нибудь окопались?
- Кто-то посоветовал местный спортивный бар. Я не знаю названия.
- Данди упоминал это место. Они там по выходным играют в дартс, если достаточно трезвые.
- Сомневаюсь, что они играют в дартс. Я бы сам их поискал, но у меня не хватает терпения.
Все это время Эд сидел в кресле-качалке, серьезно следя за разговором своими овальными глазами, одним голубым, другим зеленым. Он был короткошерстным и белым, с черным пятном с правой стороны морды и с черными и карамельными пятнышками с левой. Его уши стояли прямо, треугольники с розовой подкладкой, черные на концах.Его обрубок хвоста выглядел как бежево-черная пуховка. Генри смотрел на него с восхищением, что, как думал кот, являлось его прямой обязанностью.
Я кивнула в сторону кота.
- Как он поживает? Похоже, он тут обустроился и чувствует себя как дома.
- Он очень хороший мальчик. Ловит все, от мышей до кротов. Две ящерицы вчера и одна сегодня.
- Надеюсь, он не ловит птиц и кроликов.
- Конечно, нет. Мы об этом поговорили, и я объяснил его ограничения. Он приходит на зов и не играет на улице.
- Я думала, что японские бобтейлы должны быть разговорчивыми. Он не издал ни звука.
- Он говорит только когда ему есть, что сказать.
- Это ничего, что мы его обсуждаем, когда он сидит прямо здесь?
- Он любит быть в центре внимания. Он даже научил меня трюку. Смотри.
Генри взял клубок ниток размером с мяч для гольфа. Эд сразу заинтересовался, и когда Генри бросил его через комнату, прыгнул за ним, принес обратно и бросил к ногам Генри.
Оба были чрезвычайно довольны собой. Эд понаблюдал за Генри, чтобы определить, будут ли они играть еще.
Я сказала:
- Это странно. Как будто ты только что завел ребенка, и теперь все, что мы будем делать, это сидеть и смотреть на этого мелкого и восхищаться всем, что он делает.
- Не будь врединой. Расскажи мне о своем путешествии.
Это я и сделала, пока накрывала на стол, а Генри готовил яблочный пирог, раскатав тесто и покрыв его нарезанными яблоками, маслом, сахаром и корицей. Он , кажется, понял, что я еще не решила, как мне относиться к своим только что открытым родственникам, так что не развивал тему дальше основной информации. В это время Эд свернулся в кресле-качалке и закрыл глаза, хотя уши продолжали шевелиться, как антенны.
- Так что насчет Дица? Не могу поверить, что он позвонил после всего этого времени.
- Он приложил достаточно усилий, чтобы найти тебя. Сказал, что звонил тебе в офис и домой. Оставил везде сообщения, но когда ты не перезвонила, он позвонил мне, спросить, не знаю ли я, где ты. Я сказал, что в Бэйкерсфилде, но вернешься сегодня днем.Он сказал, что едет и повесил трубку.
- Без объяснений?
- Я не помню, чтобы он объяснял свои поступки.
- Тоже верно.
Генри открыл холодильник и достал пакет свежей салатной смеси.
- Наверное, это нужно помыть. Там написано: »Готово к употреблению», но это все относительно. Дуршлаг вон там.
Он указал на угловой шкафчик с вращающимися полочками, так что кухонные принадлежности могли быть сложены в иначе непригодном месте. Я достала дуршлаг, вывалила в него салат и пустила воду.
Генри говорил, что Диц приедет к шести, а я знала, что он был пунктуальным. Я бросила быстрый взгляд на часы. Было только 5.20, так что я до сих пор находилась в безопасной зоне. Я не могла вообразить, почему рекомендация на работу заставила его ехать в Санта-Терезу.Может быть, он хотел порекомендовать меня? Я знала, что не посылала никакой работы ему. Когда послышался стук в дверь, я едва обратила на него внимание, так что поразилась, когда Генри открыл дверь, и я услышала голос Дица.
С первого взгляда я поняла, что в его жизни произошло что-то плохое. Как обычно, его волосы были коротко подстрижены, но редкая седина сменилась почти полной белизной.
Что-то говорило о том, что он пережил эмоциональную катастрофу, как огонь, который оставляет опаленные волоски там, где раньше были брови. Я моргнула и увидела, что он восстановил себя и стал выглядеть как всегда. Белизна была естественным результатом процесса поседения, который уже шел. Его нос был длинным и острым, с горбинкой на переносице, откуда шли вертикальные морщинки, пересекаясь с морщинами на лбу.