– Я не, эм, не переживаю об этом. Честно.
Привычная придворная маска возвращается на его лицо, но в глазах читается напряжение. Он кивает, но не признает мои слова. Только жестом указывает на дверь бара.
– Ты ведь хочешь это увидеть, да?
Я смотрю на вывеску и хмурюсь. Краска с резного дерева облупилась, и название «Вороново Крыло: лучший виски в городе» едва заметно.
Я смотрю на Гейджа.
– Это бар.
– Ага.
Я прикусываю губу. Он ведь древний, поэтому, безусловно, ничего не понимает.
– Я не могу войти в бар, – выдавливаю из себя, пока смущение скручивает мое нутро. – Мне восемнадцать.
Он закатывает глаза.
– Ради святой ночи, никто не собирается тебя проверять. – Он толкает дверь и входит, оставляя меня щуриться от солнечных лучей. Я вздыхаю, затем хватаюсь за ручку и следую за ним.
Несмотря на то что сейчас около пяти часов дня, в одной из удобных, набитой людьми кабинок, установленных вдоль стены, раздается нестройное пение. Бармен широко улыбается и дирижирует им бутылкой, разливая алкоголь по стаканам. Гейдж проскальзывает мимо них, и я бросаюсь догонять его. Подойдя ближе, замечаю заостренные мохнатые уши бармена, спрятанные под чарами, и чрезмерно огромные острия его зубов. Он подмигивает мне одним красным глазом.
Я иду к барному стулу рядом с Гейджем и усаживаюсь так, чтобы мои ноги зацепились за нижнюю перекладину.
– Почему мы пришли именно в бар?
– В тату-салоне ты и глазом не моргнула, а бар для тебя чересчур?
– Я моргнула, может, разок.
Он бросает на меня невеселый взгляд.
– Ты умна. Знаешь наши порядки. Теперь сама скажи мне, почему мы здесь.
Я с минуту все разглядываю, размышляя о салонах Ширы. Бармен-кицунэ вслушивается в разговор двух женщин, которые говорят слишком серьезно, чтобы казаться непринужденными. Он слушает, склонив голову, и наливает им обеим в рюмки порцию напитка янтарного цвета.
– Еще одна сделка, – говорю я, быстро соображая. – Секреты? Боль? Истории? Ты найдешь их все здесь.
Он кивает.
– Старая концепция, в некотором роде фундаментальная. Народец управляет тавернами уже сотни лет. Именно это в первую очередь и вдохновило Ширу.
– И наш Двор больше никого не похищает? Никаких подменышей?
Он жестом призывает выпивку, и напиток оказывается перед ним в мгновение ока – виски со льдом на два пальца. Когда кицунэ проходит мимо меня, я слышу шелест тростника. Это заставляет меня вздрогнуть. Гейдж делает длинный глоток, прежде чем ответить:
– Не совсем. У нас принято забирать подкидышей. Но ты должна присматривать за Народцем. Они с той же вероятностью спасут бездомного, как заявят, что играющий на улице ребенок был «брошен» родителями. – Он вздыхает, и это забавляет его. – Не желаешь ли выпить, ясноглазка?
Я, нахмурив брови, смотрю на него.
– Нет, спасибо.
– Ты же пила фейское вино, – усмехается он.
Я ерзаю на барном стуле.
– Я и раньше пробовала алкоголь. – Я пожимаю плечами. – Не считаю уместным пить, пока Элли проходит через черт знает что.
Его лицо смягчается.
– Она в безопасности. Благие пусть и не так хороши, как они себя представляют, но не причиняют вреда людям, которых забирают. – Он колеблется, прежде чем добавить: – Во всяком случае, не напрямую.
– Меня это не утешает, – сообщаю ему, недовольно наморщив нос. – Почему Неблагие так сильно изменились? Что случилось со всеми кошмарами?
Он долго смотрит на меня.
– Ты все неправильно понимаешь, Фэй. Мы по-прежнему порождение всех кошмаров. Но и нечто большее. Мы умны. Хитры. Нашли новые способы проявлять свою чудовищную сущность. Все еще есть Народец, который способен на жуткие вещи, если их не контролировать. Поэтому тебе нужно стать монстром для монстров. – После этих слов в моем животе разверзается пропасть. Он делает паузу, чтобы посмотреть мне в глаза. – Как думаешь, ты справишься с этим?
Я качаю головой.
– Нет, – отвечаю я, задыхаясь. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони, выдавливая полумесяцы. Я качаю головой, пока паника нарастает во мне. – Не уверена, что смогу.
Разочарование, промелькнувшее на его лице, грозит разрушить внутри меня что-то очень важное.
– Ты научишься.
– Я все еще не понимаю, почему ты не…
– Потому что я не хочу! – шипит он, и тихое рычание в голосе гораздо страшней, чем если бы он кричал. – Ты думаешь, я хочу остаться здесь и быть твоей ручной собачонкой? – Он усмехается, холодно и жестоко. Гейдж допивает остатки своего напитка, и я не узнаю стоящее передо мной создание фейри. – Ты поймешь это. Или нет. Это уже будет не моей проблемой. – Он швыряет стакан на стойку и уходит.