– Вместе с такими нездоровыми мыслями, – говорю я вслух, подбирая клинки и закрепляя их в ножнах на поясе. Я взяла за правило носить их с собой. Моя провалившаяся попытка попасть ими в Гейджа привязала меня к ним.
Видимо, во мне больше Темного, чем я думала изначально.
В коридорах здесь повисла тишина. Я представляю, что в Холме все наоборот. Они наверняка кишат теми, кто в современном мире является аналогом придворных, а Келлан рыскает среди них, как златокудрый бог, которым он себя возомнил. Я улыбаюсь, представляя себе подобное. По сравнению с этим Лощина кажется почти сиротливой, но сейчас мне по нраву именно такая жизнь. Исла, Гейдж и Боуэн где-то в пределах этих стен, но я не хотела бы сейчас ни с кем из них столкнуться. Особенно с последним. Магия дракона слилась с моей собственной, но она теплится во мне, словно обособленная часть, всякий раз, когда я сталкиваюсь с гномом. И я не хочу гнаться за этим ощущением.
Свет меркнет, когда я поднимаюсь на лестничную площадку второго этажа, и до меня доносятся тихие звуки одинокой скрипки. Я колеблюсь. Дом и раньше сбивал меня с пути. Думаю, ему это даже нравится. Он так долго не играл с человеческим существом, а я ближе всех нахожусь к этому понятию. Но звук не напоминает мне чары.
Сейчас мне все равно не удастся уснуть. Если это происки дома, то он в конечном итоге просто забросит меня в безопасную, но поднадоевшую мне комнату, которую я действительно хорошо успела узнать. Я следую за звуком по коридору и поворачиваю налево, вместо того чтобы вернуться в свою комнату.
Музыка – мягкая, проникновенная. От нее по моим рукам пробегают мурашки. Я сильно прикусываю губу. В конце концов она начинает звучать словно магия. Коридоры извиваются, как поверхность морских ракушек. Однако я не совсем уверена, что Лощина сама перестраивается, когда ей вздумается. Готова поклясться, моя комната находится где-то во внутренней части этого кольца. Музыка становится все громче и громче, когда коридор резко обрывается перед одинокой дверью.
Я успеваю заметить, что резьба на дверных рамах – единственное, что никогда не меняется в этом доме. Но я никогда не видела их раньше. Гранаты и колючие виноградные лозы стелются по рельефу. И снова, будто я поистине самое импульсивное создание в мире, стучусь.
Звуки скрипки словно перехватывают дыхание и замирают. И шаги, мягкие и уверенные, направляются к двери. Черт. Раскаяние стискивает мой желудок, и я смотрю то влево, то вправо, желая, как никогда, броситься прочь. Конечно, это сотворил не дом. Я почти слышу, как он хохочет надо мной. Я должна бежать. Должна…
Дверь распахивается, и в проеме, обрамленном резными символами, предстает озадаченный Гейдж. О, звезды небесные. Озадаченный Гейдж без рубашки.
– Эмм, – успеваю сказать я и прикусываю губу. – Привет. – Во мне бушует неистовая борьба за право перевести взгляд с его черных глаз на скульптурные ключицы и подтянутое тело, намеки на которое мне довелось разглядеть под одеждой.
Он хмурит брови.
– Ты искала меня? – спрашивает он. Его тон настолько отстраненный, что заставляет меня задаться вопросом, а не знает ли он, что я метнула клинок ему в голову.
Я качаю головой.
– Я… я слышала скрипку.
Он кивает, и его лицо немного расслабляется, хотя и остается невозмутимым. И тишина сгущается вокруг нас, словно удушливый туман.
– Что это за комната? – бурчу я.
Проходит всего мгновение, прежде чем мягкая усмешка прорывает маску серьезности.
– Моя, ясноглазка.
– Ох, – выдыхаю я, заливаясь краской, словно дуреха. Конечно, это его комната. – А я-то думала, ты живешь в кабинете.
Он проводит рукой по своим темным волосам, и мои глаза неотрывно следят за каждым движением его тела. Внутри меня все раскаляется и плавится.
– Иногда случается. – Он держит скрипку одной рукой. Я выдавливаю из себя неловкий смешок, который, надеюсь, звучит убедительно.
– Что ты играл? – интересуюсь я. Я должна вернуться в свою комнату. Но он отступает назад, позволяя мне войти. Комната невероятно длинная по сравнению с пространством коридора. Она тянется влево, где всего несколько мгновений назад Лощина показала мне тупик. На дальнем конце – большая круглая кровать с черным покрывалом на ней. Я смотрю на нее и сглатываю.
Стена, ближайшая к нам, кажется безопаснее. Самый опасный предмет мебели здесь – красная бархатная кушетка с низкой спинкой. Гейдж подходит к небольшой подставке и опускает на нее скрипку, затем, сдернув рубашку со спинки кушетки, натягивает ее и отвечает. Я испытываю одновременно облегчение и странную скорбь.