Свет, проникающий через окна, становится тусклым. Я кручу в руках острие одного из кунаев, которые дала мне Исла. Мы с Гейджем поужинали на полу тренировочного зала. Мне до странности комфортно находиться в этом помещении, предназначенном для воспитания бессердечности. А еще я чертовски устала от многочасовых плясок, что так любят фейри, кем являюсь и я.
– Гейдж, могу я поговорить с тобой кое о чем? – спрашиваю я, боясь нарушить тишину, воцарившуюся между нами во время трапезы.
– Мм? – откликается он, хотя я знаю, что он меня услышал. Он не отрывает взгляд от салфетки, которую крутит между пальцами.
– Я все время думаю об Элли, – начинаю я. – Но не только о ней. О других подменышах тоже. – Я провожу пальцами по сверкающему лезвию. – Мне стоило бы заключить более выгодную сделку. Я должна была включить в сделку и других… – Я сглатываю, чувствуя каждым дюймом своего тела вину, от которой так долго скрывалась. – Я хочу попробовать освободить их, – говорю я.
Он не поднимает глаз, но его слова звучат задумчиво.
– Непомерно много ответственности за смертных, которых ты никогда не встречала.
Я не реагирую на его слова, как сделала бы раньше.
– Может быть. Но это будет правильно. Так поступила бы Элли. – Я наклоняю голову, когда мне на ум приходит мысль: – Вообще-то, она пошла бы туда с пушкой наперевес, если бы могла.
– Оружие не сработает в мире фейри, – говорит он.
– Это высказывание такое. – Я вздыхаю, когда он не поднимает взгляд, и бросаю в него булочку, привлекая его внимание.
Он моргает, глядя на меня, после того как она шлепается на его тарелку.
– Что, принцесса?
Я морщу нос, не утруждая себя попытками исправить его, поскольку знаю, что он намеренно злит меня.
– Подменыши, – напоминаю я.
– Что насчет них?
Я начинаю выходить из себя.
– Ты специально притворяешься несносным?
На его лице мелькает призрачный намек на улыбку.
– Прошло уже довольно много времени с тех пор, как ты на меня смотрела. Я даже заскучал по твоему взгляду.
– Прошло, вероятно, не больше трех часов.
– Целая жизнь.
Я потираю виски, чтобы прогнать головную боль, мысленно умоляя звезды над нами о терпении, и перехожу к другой насущной проблеме. Может быть, хоть что-нибудь из этого заставит его сосредоточиться.
– Что насчет испытаний? Чего мне следует от них ожидать? Какие они? Сколько времени займут?
Все следы веселья исчезают с его лица, и снова появляется маска невозмутимости.
– К этому невозможно подготовиться, ясноглазка. Для всех испытания проходят по-разному. Мы войдем в истинную часть мира фейри, не в ту, где он пересекается с человеческим. – Он крошит мою булочку на мелкие кусочки. – Но я пройду через это вместе с тобой.
Раздается стук в дверь, что кажется мне чрезвычайно странным. Впрочем, моя недавняя склонность к метанию острых предметов могла послужить причиной этому.
– Да, Исла, – говорит Гейдж, не отрывая глаз от ломтиков хлеба в своих руках.
Исла заглядывает в комнату, и ее миловидное личико выглядит смущенным.
– Я не хотела вас прерывать, – осторожно говорит она.
– Ты не помешала, – отвечает он, и его тон звучит слишком фамильярно для того момента, который мы, казалось, пережили вместе. И мне хочется сказать Исле то же самое. Хотя и не могу ей откровенно лгать, невзирая на свою человеческую сущность. Но я все еще в состоянии дать ей хоть какую-то уверенность. Я знаю, что задолжала ей кое-что за сегодняшнее утро.
– Слава звездам, что ты здесь. Он такой угрюмый.
Она улыбается, но не встречается с ним взглядом. Мне следует поговорить с ней о прошлой ночи. Я не могу поведать ей о том, что доверил мне Келлан, но она должна по крайней мере узнать, что все совсем не так, как она думает. Исла прочищает горло, замерев прямо в дверном проеме, такая деловая.
– Прядильщица просила о встрече.
– Сейчас? – спрашиваю я, бросив взгляд в окно. Несколько часов назад стемнело, но точного времени я не знаю.
Исла пожимает плечами.
– Прядильщица придерживается собственного расписания. – Ее ответ отработан, вежлив. И близко не похожий на тот дружеский тон, с которым мы обычно ведем беседы друг с другом.
Гейдж же, в свою очередь, кажется, ничего не замечает.
– Конечно, – говорит он ей. – Мы можем…
Но что бы он ни собирался сказать, его перебивает разделяющая мир трещина, раскалывающая воздух посреди оружейной комнаты. Из которой появляется Прядильщица, с красными и черными лентами на этот раз, похожая на смертоносного паука, с которым, как я подозреваю, она связана. Она разводит свои длинные, костлявые пальцы в жесте, который, вероятно, должен напоминать взмах руки.