========== I ==========
Я явно самый хреновый ангел-хранитель, которого только можно вообразить. Ужасный. Отвратный просто. Самому от себя порою противно. Ещё противнее от того, что стою посреди улицы, как истукан, и не могу к ней подойти. Боюсь. А она там замерзает и плачет. Несчастная моя подопечная.
Я весь такой из себя с виду правильный, даже в чёртовом белом пальто, почти сверкаю, точно меня недавно хорошо так с хлоркой отмыли. А толку? Что я в итоге могу? Подойти и сказать: возрадуйся, несчастное дитя, сейчас я наставлю тебя на путь истинный?
Ага. Щяс. Самого бы меня кто наставил вовремя, а теперь уже поздно. Как ангел я окончательно скатился.
Вернее, снизошёл.
***
Ангелы по сути своей жалкие существа. Особенно ангелы-хранители. Зато мним мы о себе очень много. Опять же хранители в особенности. Ведь мы же храним, оберегаем этих неразумных хрупких человечков от огромных бед, отводим от них несчастья, указываем верный путь. Именно для таких вещей и приставлен к каждому человеку ангел-хранитель. И должен он сберечь своего подопечного от всех бед и несчастий лучше, чем любой щит.
Ну да это всё сказочки для детей, которым нравится верить в ангелов. Детская вера крепка до первого серьёзного удара, до перелома ноги, смерти любимой собаки, развода родителей, аварии, пожара… Тогда-то они понимают, что про ангелов им безбожно врали.
Люди не знают, конечно, да и незачем им знать, что каждому при рождении выдаётся определённая «доза» страданий. Кармический долг с прошлой жизни. Отработать его в любом случае придётся, только когда, не знаем даже мы, ангелы. Долг этот определяют механизмы вселенной. Люди зовут их богом. Мы их предпочитаем вообще никак не звать.
Вот и выходит, что мы существа бесправные, только и можем, что следить, чтобы наш подопечный страданий сверх меры случайно не хлебнул. А это они любят. Страдать — это то, что у большинства людей получается чуть ли не лучше всего. Ведь поддаться отчаянию всегда проще, чем искать выход.
Но чёрт с ними с людьми. Не о них речь. И даже не об ангелах, а о ведьмах.
Ведьмы (и колдуны тоже, но их в разы меньше) — это сбой во вселенских механизмах. По крайней мере мы так думаем, что думают сами механизмы, никому неизвестно. Ведьмы рождаются без кармического долга. Вообще. И без ангела-хранителя, как следствие. Зато с магической силой. Этой силой они обычно вредят людям, ну и нам. Мы ведь тоже, по сути, сбой, но мы сбой полезный и правильный, а ведьмы, по логике наоборот.
Но к чёрту логику. Она тут явно не работает.
***
— Микаэль!
Ведьмы. Жуткие твари, жрущие на ночь младенцев и насылающие болезни на города.
— Микаэль!
С ней это вовсе не вяжется. Даже капельку. Что-то явно пошло не так.
— Микаэль, очнись, пожалуйста! Ты меня пугаешь, — Солярия действительно смотрит на меня испугано, почти как на безумца.
А я и есть безумец. Сижу, смотрю в стену, почти не моргаю и дышу через раз. С виду вот-вот то ли окончательно свихнусь, то ли постигну что-то немыслимое и вознесусь.
Бред какой.
— Я сам себя пугаю, — признаюсь, пока Солярия сверлит меня обеспокоенным взглядом.
Вот лучше б её в хранители определили, а меня в канцелярию, хоть я эти бумажки и видеть не могу, но и то было бы лучше.
— Я всё перепроверила. Даже трижды, — говорит она тихо и аккуратно, словно ступает по тонкому льду. — Микаэль, ты только не злись и не нервничай.
И я сразу же начинаю нервничать, а потом и злиться, потому что кто вообще так новости сообщает?!
— Я спокоен. Абсолютно, — вру беззастенчиво, не краснея. Первоклассный ангел.
— Там всё правильно, — виновато звенит своим тонким голосом Солярия. — Ну то есть неправильно, конечно, но без ошибок. В смысле у неё есть кармический долг, небольшой совсем, уже отработанный. И тебя ей в ангелы назначали. Но и магическая сила у неё есть, проснулась не так давно. И из-за этого тебя с поста её хранителя сняли.
Солярия растолковывает мне всё это как ребёнку, то ли просто оттягивая момент оглашения ответа на мой запрос, то ли пытаясь меня таким образом подготовить. Уже ясно к чему, так что она могла бы и не продолжать, но я молчу и слушаю.
— Так что она теперь по всем документам ведьма. А твоя работа вроде как выполнена, так что нет, тебе не разрешили вновь стать её ангелом-хранителем, — последнее Солярия тараторит так быстро, что я едва успеваю разобрать, но всё-таки успеваю. И волна гнева подкатывает с новой силой.
Пока я мысленно поминаю совет архангелов словами, для ангелов совершенно непозволительными, Солярия пытается меня успокоить.
— Послушай, ну что ты так упёрся? Ты же давно ныл, как тебя это всё достало, как ты не хочешь быть ангелом-хранителем. Вот. Теперь не будешь какое-то время, пока тебе нового подопечного не подыщут.
«Нового» — это слово срабатывает как спусковой механизм.
— Нового, да? А она пусть выкарабкивается, как хочет?! Я её одиннадцать лет знаю. Она птенцов выпавших в гнёзда возвращала, чуть шею себе при этом не свернув. Животных бездомных подкармливала. Отгоняла чужие плохие сны. Болезни лечила, пока все спали. Они её боялись, а она их оберегала. И вот её вы ведьмой называете?! Да она и мухи не обидит! Она!..
— Я знаю!
Солярия бьёт по столу так сильно, что я отшатываюсь и замолкаю. В небольшом кабинете с небом вместо потолка повисает звенящая тишина.
Не ожидал от Солярии такого. Хотя, тут у любого нервы сдадут. Только сегодня она уже часа так полтора лицезреет картину «ангел истерящий». А если считать с того момента, как всё это началось, то уже пару месяцев будет.
— Я всё знаю, — говорит Солярия уже привычно-тихо. Её огромные голубые глаза в обрамлении золотых ресниц полны грусти и скорби. С неё только иконы писать. — Но сделать ничего не могу. Я не совет.
Знаю я, что она не совет. Более того, в этот самый совет я даже пробраться не могу, чтобы закатить скандал именно там, а не портить тут жизнь Солярии, которая виновата лишь в том, что когда-то ухитрилась назвать другом такого придурка, как я.
— Прости, — говорю я виновато, даже искренне стыдясь своего срыва, и сажусь на стул, с которого недавно вскочил.
Солярия на меня, конечно, не злится. Она понимает. Она вообще слишком много всего понимает. Добродетельница моя.
— Не везёт тебе с подопечными, — говорит Солярия грустно, опускаясь уже на свой стул. Между нами стол из белого дерева и пару стопок никому не нужных бумаг.
За приступом гнева следует апатия, так что я лишь молча киваю. Лень, гнев, уныние. Не ангел, а ходячий список смертных грехов.
Я кладу голову на до омерзения белую столешницу — и почему у нас всё должно быть белым?! — и закрываю глаза. Пытаюсь успокоиться, но в голову лезет всякая дрянь.
С подопечными мне и правда не везёт. Первый был парень, весёлый такой, неунывающий, почти стопроцентный оптимист, но с огромным кармическим долгом. Даже знать не хочу, что он такого в прошлой жизни вытворил, но беды на него сыпались каскадом. И вот такое вот «хранительство» не работа, а пытка. Сиди себе и смотри, как человек мучается. Отрабатывает. И попробуй только оттолкнуть такого от несущейся на него машины или от грабителей увести, тебе совет так мозги выполощет, что и думать забудешь, как сопротивляться воле механизмов вселенной. Но я почему-то не забыл.