И у власти была при таком плане альтернатива: или пожертвовать жизнью людей, или идти по пути, устраивавшему террористов.
Террористы, конечно же, учли опыт захвата заложников в “Норд-Осте” [199] и требовали для переговоров если не главу правительства страны, то хотя бы президентов соседних республик.
И весь смысл, вся суть событий в том, что эти их условия о переговорах на соответствующем уровне были отвергнуты. Нам не сообщили даже об их требованиях: вывод военных из Чечни и т.д. Нам нагло врали, что требования неизвестны. Президенты республик — по воле Кремля — на переговоры не явились. Их вели третьестепенные люди и находящийся на пенсии Руслан Аушев (он добился очевидного успеха).
Приходится сделать вывод: во всей системе нынешней управляемой демократии лидера уровня Черномырдина для переговоров о спасении жизней детей, родителей и учителей не нашлось. Почему?
2. Не захотели?
Для меня возникает вопрос: почему Черномырдин пошёл на переговоры, а нынешние лидеры не захотели?
Дело, конечно, не в страхе за репутацию, не в амбициях. Дело — в стратегии власти и в её отношении к народу [200].
Отказ от переговоров логичен для провозглашенной ряд лет назад стратегии “мочить”, то есть уничтожать противника. Именно уничтожать. Переговоры были бы не только позором, но и смертным приговором для этой стратегии. Пришлось бы признать, что “замочить” не удалось.
Другая сторона дела — отношение к народу.
Черномырдин был руководителем российской номенклатуры. Но всё же он ещё помнил, что его привели в Белый дом народ и народная революция 1989 — 1991 годов. Помнил, что только голосование народа создало ему право на кресло и саму систему этих кресел [201].
И для Черномырдина была недопустима сама альтернатива: гибель избирателей или провал стратегии власти [202].
А вот нынешние лидеры российской бюрократии пришли к власти в результате подковёрных махинаций внутри самой номенклатуры [203]. Никаких обязательств у них перед народом нет [204]. И избиратели, и их голосование для этих лидеров — всего лишь неизбежный формальный ритуал. Для таких лидеров в альтернативе — жизни людей или стратегия власти — существует только второе.
И в этом — в готовности укрепившейся в России власти отодвинуть на второй план вопрос о человеческих жизнях — самое очевидное и самое страшное».
Действительно: ОТОДВИНУТЬ НА ВТОРОЙ ПЛАН ВОПРОС О ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЖИЗНЯХ И ИХ СМЫСЛЕ — САМОЕ СТРАШНОЕ. Но именно это и сделал Г.Х.Попов, обвинив государственную власть в том, что она не стала обсуждать всенародно так называемые «требования», оглашённые через боевых зомби-смертников в Беслане, и не подчинилась им: т.е. не вывела федеральные войска из Чечни, отдав тех чеченцев, которые верны идеалу братства всех народов России, под власть бандитам, олицетворяемым в публичной политике изменником Родины Масхадовым; не заплатила «контрибуцию» за разрушение Чечни и якобы имевший место геноцид в отношении чеченского народа и т.п.
5.3. Коран и террор
Тем не менее ясно, что российское общество на протяжении 1985 — 2004 гг. весьма далеко от идеала братского человеческого общежития, и соответственно: постсоветская Российская государственность не только часто ошибается, пребывая в искренних заблуждениях, но и систематически злоупотребляет властью; а наряду с этим имеют место и злоупотребления от её имени со стороны тех, кто к ней не имеет никакого отношения. Поэтому у какой-то части людей как в России, так и за рубежом может возникнуть иллюзия, что федеральным силам и нынешней власти в Чечне действительно противостоят некие бескорыстные романтики-идеалисты — борцы за идеалы ислама и свободу чеченского народа, которых глухота и тупость российской государственной власти довели до того, что для них громкие акты террора — единственное средство обратить на себя внимание и быть услышанными.
Но это — иллюзия.
Дело не в том, что, потеряв родных и близких в ходе войны, вследствие действия федеральных сил и тем более в случаях злоупотреблений властью с их стороны, некоторые чеченцы действительно стали на путь мести федералам и гражданскому населению других регионов России, чья политическая воля, политическая близорукость и политическая безучастность породили преступный антинародный ельцинский режим. И хотя такие тоже есть, но терроризм ныне действует не открыто под лозунгами мести или государственного обособления Чечни, а прикрывает их атрибутикой ислама. И поскольку, если не вся террористическая политика в мире, то её в последнее десятилетие прикрывается лозунгами ислама, то терроризм, исходящий из Чечни, оказывается вовлечённым в этот поток объективно вне зависимости от тех регионально локализованных целей, которые ставят перед собой чеченские сепаратисты, просто в силу того, что ислам для Чечни — исторически традиционное вероисповедание [205]. Соответственно тому, что это — только один из потоков глобальной политики, то для