Такова первая задача художника, наиболее реалистическая, наиболее документирующая, но все же не только допускающая, но и требующая личного творчества со стороны художника.
Не менее важны картины, представляющие собою творчество целиком, с начала до конца, но не в том смысле, как это понимают крайние стилизаторы (кубисты, футуристы, супрематисты, экспрессионисты), которые стараются не заимствовать °т природы никаких элементов, а выдумать свой собственный, совершенно субъективный язык, — такого рода искусство мало понятно для масс и объективно обыкновенно довольно малоценно. Оно походит в некоторой степени на заумный язык, который выдумывают иногда те или другие поэты. Кое–что от этого остается, кое–что может обогатить нашу технику, нашу способность выражать, но, если даже допустить, что искусство такого порядка, не будучи изобразительным, является зато выразительным, то и тут надо ограничить такое утверждение замечанием, что выразительность должна заключаться не только в искренности или в суждении самого художника, что он себя полностью выразил, — но прежде всего в заражении зрителя.
Быть выразительным — это значит уметь влиять на других, а для этого необходима определенная система сигналов, какой, например, является наш язык. Во всяком искусстве есть некоторая система сигналов, понятная для очень широкой публики. Вовсе не необходимо держаться раз установленной системы сигналов — она может развиваться; но, развиваясь, она должна считаться с тем, чтобы, так сказать, основной ее капитал во всем данном разрезе был понятен для широкого зрителя.
В ложные эпохи, когда верхняя прослойка образованных людей (более или менее совпадающая с господствующими классами) отрывается от масс, создается искусство, ничего общего с общедоступностью не имеющее. В наше время такое искусство не может иметь успеха.
Наша задача сейчас, наоборот, создавать без понижения художественного достоинства произведений всякого рода системы сигнализации — литературные, музыкальные, изобразительные, которые оказались бы возможно непосредственно и широко понятными для масс. Такова основная база нашей культуры. В отдельных случаях приходится, конечно, создавать и такие произведения, которые пока вполне доступны только для более подготовленного зрителя. Но центр тяжести у нас — массовый потребитель, и на все искусство наше это обстоятельство должно накладывать серьезнейшую печать.
Поэтому когда я говорю о картинах целиком творческих, то я имею в виду не заумные стилизации отдельных элементов, а композицию картины. Картина, целиком скомбинированная, может быть фантастической, символической, она может быть внешне и реалистической, но все в ней (ее обстановка и лица, которые сюда введены, — скомбинированы ли только натурщики или созданы эти фигуры чисто творчески) должно соединяться в одно, как, скажем, в романе или поэме, для того, чтобы выразить какую–либо определенную систему мыслей и чувств. Собственно говоря, картиною именно и называют такие комбинации.
Здесь было бы неуместно и слишком долго указывать на то, какие именно темы интересовали людей в разные времена, но ясно, что для нас на самом первом месте должна быть тема, прямо или косвенно связанная с революцией или с социалистическим строительством. Эта тематика, то есть огромный пафос революционного строительства, все радости и горести, с ним связанные, представляют собою такую широту, столь неисчерпаемое количество художественных импульсов, что смешно говорить о сужении этой тематики для подлинно художественной деятельности. Искусство в лучшие свои эпохи в главной своей части служило выражению соответствующей религиозной системы.
Но можно ли сравнить какую–нибудь египетскую религиозную или греческую мифологию или христианство по богатству заложенных туда образов, идей и чувств с коммунистическим миросозерцанием?