"совопроснику мира сего".
3
Если в наши дни Кони помнят как юриста и литератора, то его театральная деятельность мало кому известна и, в сущности, еще совсем не изучена. А между тем, его театральное наследие велико, а связи его с представителями театрального мира достаточно обширны.
Вот статья Кони "Из далекого прошлого" - рассказ о самых ранних театральных впечатлениях. Еще ребенком видел он Каратыгина в "Тарасе Бульбе", великого Щепкина в "Матросе", а позже Садовского в ролях Юсова ("Доходное место") и Оброшенова ("Шутники"), Неизгладимый след оставили в его душе корифеи Малого театра, который обогащал его впечатлениями, имевшими силу жизненного урока. "Если университет, - пишет Кони, - давал знания, то яркие образы, даваемые Малым театрам, указывали на необходимые нравственные условия человеческой деятельности". Посещая Щепкина, отец Кони иногда брал с собою сына - так довелось Анатолию Федоровичу повидать прославленного негритянского трагика Аиру Олдриджа. Запомнился ему и автор "Аскольдовой могилы" Верстовский, знаменитые актрисы Репина и Львова-Синецкая. [...] Станиславский называл себя "неисправимым реалистом". Таким же был и А. Ф. Кони. Чуждый декадентскимодернистским течениям в искусстве, он был верным другом Московского Художественного театра и Александринки, как петербуржцы ласково называли свой любимый театр.
Анатолий Федорович любил рассказывать об обвинительной речи, с которой он обратился на торжественном банкете к создателям Художественного театра, обвинив их во взломе "четвертой стены" и убийстве милой, всеми горячо любимой... рутины! К. С. Станиславский, как известно, включил эту "прокурорскую" речь Кони в свою книгу воспоминаний. Запись довольно точно передает текст речи, но в изустной передаче Кони сопровождал рассказ великолепной мимикой, иллюстрировал живыми интонациями: он говорил суровым тоном государственного обвинителя, его негодование все возрастало, и только под конец, предлагая подвергнуть виновных самому суровому наказанию - навсегда заключить их в наши сердца, лукаво улыбнулся...
Весной 1917 года, после свержения царского режима, по предложению Кони и Н. А. Котляревского, Станиславский был избран почетным академиком. Константин Сергеевич сердечно благодарил Кони за "неизменное доброе внимание" к нему лично и к Художественному театру, за духовную поддержку, особенно ценную в те тяжелые дни, когда молодому театру "приходилось с большим трудом завоевывать себе право существования". "И вот тогда, писал Станиславский А. Ф. Кони, - Ваше авторитетное слово давало нам веру, бодрость и защиту". Станиславский назвал Кони верным другом театра и артистов. Он им и был на протяжении всей своей долгой жизни.
Яркий свет на личность Кони проливает его переписка с М. Г. Савиной. Он преклонялся перед ее талантом - арти стка делилась с ним своими радостями и горестями, ждала его дружеских советов в делах житейских и театральных.
Когда в 1883 году молодая Савина, расстроенная административными порядками казенного театра, решила уйти из Александринки, Кони послал ей теплое, сердечное письмо, доказывая всю пагубность такого опрометчивого решения.
"Савина, - писал он, - не есть только имя личное - это имя собирательное, представляющее собою соединение лучших традиций, приемов и преданий с талантом и умом Вы сами по себе школа - и должны как солдат стоять на бреши, пробитой в искусстве нелепыми представителями театральной дирекции" [М Савина и А. Кони Переписка.- Л., М., 1938.- С. 29].
Анатолия Федоровича сближала с Савиной также любовь к их "взаимному другу" - Тургеневу, память которого оба свято чтили. Изданию переписки Тургенева с Савиной Кони предпослал обширную, чрезвычайно интересную статью, прекрасно обрисовав духовный облик обоих корреспондентов, которых близко знал и горячо любил.
Верный друг театра и артистов, Кони с глубокой скорбью пережил смерть трех старейших мастеров Александрийского театра - в 1915 году ушли из жизни Савина, Стрельская, Варламов.
Любопытно, что даже как театральный зритель Кони оставался юристом. Так, сцену убийства Цезаря в спектакле Художественного театра он использовал для доказательства недостоверности свидетельских показаний: на вопрос, как произошло убийство, все "свидетели", то есть зрители, дали самые разноречивые ответы. Вот и доверяй после этого рассказам очевидцев!
Хочется упомянуть еще об одном поступке Кони, свидетельствующем о его необычайной душевной теплоте, об удивительном умении прийти на помощь в трудную минуту добрым и мудрым словом.
Осенью 1897 года на первом представлении в Александринском театре провалилась чеховская "Чайка". Критики единодушно обрушили на автора поток недоброжелательных, а порою злых и даже издевательских рецензий.
(Один из критиков заявил, что это не "Чайка", а просто дичь!) Кони оказался в числе немногих, сумевших понастоящему понять и оценить этот шедевр. Чехова не могло не тронуть теплое и умное письмо Кони. Сделанный им глубокий анализ этой пьесы до сих пор цитируется исследователями драматургии Чехова.
4
После смерти отца мы переехали в более скромную квартиру на углу Знаменской (ныне улица Восстания) и Ковенского переулка и оказались близкими соседями Кони.
Но квартира помещалась на четвертом этаже, и, поздравив нас с новосельем, Анатолий Федорович с грустью писал, что встречи теперь невозможны, так как он не в силах подниматься так высоко без лифта. Но желание видеть его преодолело эту трудность: на всех лестничных площадках в дни его прихода расставлялись стулья, и он без особенного напряжения, в несколько "присестов", осиливал подъем.