Сенатор сдаётся.
— Бургеры берут своё, — сокрушённо признаёт он.
Все садятся, обмениваются неизбежными рукопожатиями и подходящими случаю любезностями. Беседа начинается с погоды: ах, какая она стала непредсказуемая, вот только что шёл дождь, через минуту солнце... Сенатор поёт хвалу жареным гребешкам — блюду дня.
— Анафилаксия, — выпаливает Кэм. — Простите, я имел в виду, что у меня аллергия на морепродукты. Вернее, у моих плеч и верхних частей рук. Буду жутко чесаться.
Генерал заинтригован.
— В самом деле? Только там?
— Держу пари: этот молодой человек откажется лизать нам задницы на том основании, что у его языка аллергия на такую пищу! — Сенатор гогочет так, что стаканы на столе звенят.
Все заказывают, и как только им приносят закуски, высокопоставленные мужи приступают непосредственно к делу.
— Кэм, — начинает генерал, — ваше будущее видится нам в военной области. «Граждане за прогресс» согласны с нами.
Кэм ковыряет вилкой в салате.
— Хотите сделать из меня бёфа.
Генерал вспыхивает:
— Так именовать молодых людей, готовящих себя военной карьере, крайне невежливо и несправедливо!
Сенатор Кобб отмахивается:
— Да ладно вам. Мы все знаем, что военным это слово не нравится. Но, Кэм, ты вообще минуешь эту стадию. Вместо традиционного тренинга ты пойдёшь по программе для офицеров, причём ускоренной. Раз-два — и ты в высшем составе!
— Род войск — на ваш выбор, — предлагает Бодекер.
— Тогда пусть будет морская пехота, — встревает Роберта и, уловив на себе взгляд Кэма, добавляет: — Ну... я думаю, ты именно это имел в виду... К тому же у них самая нарядная форма!
Сенатор рубит ладонью воздух:
— Словом так: ты быстренько проходишь программу для офицеров, в темпе учишься всему, что надо, и мы тебя делаем официальным общественным представителем армии со всеми вытекающими из этого положения привилегиями.
— Вы послужите примером для всей молодёжи, — вставляет Бодекер.
— И для таких, как ты сам, — добавляет Кобб.
— Таких, как я, больше нет! — вскидывается Кэм, и оба государственных мужа устремляют на Роберту вопросительные взгляды.
Та кладёт вилку и отвечает, осторожно подбирая слова:
— Кэм, ты как-то сравнил себя с концепт-каром. Наши дорогие сенатор и генерал подразумевают, что концепция им нравится.
— Понятно.
Прибывает основной заказ. Кэму приносят говяжью спинку — любимое блюдо какой-то части его мозга. Первый же кусочек напоминает ему о свадьбе сестры. Кэм не имеет понятия ни кто его сестра, ни где состоялась эта свадьба. У сестры были светлые волосы, но воспоминаний о её лице в его мозгу нет. Кэм задумывается: был ли у этого парнишки — у любого из составляющих его парнишек — шанс получить «нарядную» форму? Ответ, конечно же, «нет», и Кэм чувствует себя оскорблённым за своё «внутреннее общество».
Тормоза на мокрой дороге. На них надо нажать очень осторожно, не то эту беседу занесёт неизвестно куда.
— Это очень щедрое предложение, — молвит Кэм. — И я польщён вашим вниманием. — Он прочищает горло. — Я понимаю, что вы принимаете мои интересы близко к сердцу. — Он смотрит в глаза сначала генералу, затем сенатору. — И всё же это не та дорога, которую я бы выбрал на данном... — он подыскивает обтекаемое «вашингтонское» выражение, — этапе.
Сенатор, вперив в Кэма взгляд, произносит:
— Не то, чему бы ты хотел посвятить себя на данном этапе?.. — Недавняя оживлённость пропала из его голоса.
Роберта тут же вмешивается, предсказуемая, словно хронометр:
— Кэм хочет сказать, что ему требуется некоторое время на обдумывание.
— Помнится, Роберта, ты говорила, что дело в шляпе?
— Э... если бы вы подошли к вопросу несколько деликатней...
Генерал властно воздевает длань, призывая к молчанию:
— Похоже, вы не совсем в курсе, — веско говорит он. — Позвольте мне вам всё объяснить. — Он ждёт, пока Кэм положит вилку, и продолжает: — До прошлой недели вы считались собственностью «Граждан за прогресс». Но они продали свои права на вас за весьма значительную сумму. Вы теперь собственность армии Соединённых Штатов.
— Собственность? — переспрашивает Кэм. — Что вы хотите этим сказать — «собственность»?
— Ну-ну, Кэм, — говорит Роберта, пытаясь исправить положение, — это всего лишь фигура речи...
— Это не просто фигура речи! — взрывается Кэм. — Это вполне конкретное явление, которое, согласно эксперту по истории в левом полушарии моего мозга, было объявлено вне закона в 1865 году!
Сенатор начинает закипать, но генерал сохраняет хладнокровие.