— Вот. Довольна?
— А теперь взгляни, что ты написал, Кэм.
Он смотрит на листок. Поначалу ему кажется, что всё правильно, что перед ним его подпись. Но тут в его голове словно щёлкает выключатель, и Кэм видит на бумаге нечто непонятное.
— Что это? Я этого не писал!
— Именно это ты написал, Кэм. Читай.
— Буквы какие-то корявые... Уил Таши... Таши...
— Уил Таши’ни, — произносит Роберта. — У тебя его руки и его двигательный центр в мозжечке, а также соответствующие участки в коре. Видишь? Это его нервные соединения и мышечная память позволяют тебе играть на гитаре и управляют тонкой моторикой.
Кэм не может отвести глаз от написанного. Выключатель в мозгу продолжает щёлкать: «Моя подпись. Не моя подпись. Моя. Не моя».
Роберта смотрит на него с бесконечным сочувствием.
— Как же ты можешь подписывать документы, Кэм, если даже твоя подпись тебе не принадлежит?
Роберте очень не нравится, когда Кэм выходит гулять в одиночестве, особенно по ночам. Но сегодня она не в силах его остановить.
Юноша быстро шагает по мокрой от дневного дождя улице, но у него такое чувство, будто он идёт в никуда. Что-то гонит его, не даёт оставаться на одном месте, словно ему тесно в собственной шкуре. Как там в рекламе? Да, вот оно: Биосистемический синдром дизунификации личности. Идиотское состояние, излечить которое можно только с помощью расплетения.
Все его мечты, все намерения уничтожить «Граждан за прогресс», стать героем, достойным любви Рисы, ничего не стоят, если он всего-навсего вещь, собственность армии. Роберта заблуждается. Это не просто юридическое определение, заморочка крючкотворов-законников. Как она не понимает, что когда кто-то даёт тебе определение, ты теряешь способность определять себя сам? В конце концов он станет тем, чем его считают. Он станет вещью.
Ему нужно каким-то образом заявить о своём существовании вопреки любым утверждениям закона. Нужно что-то, чем бы жило его сердце несмотря ни на какие бумажные определения. Риса могла бы дать ему это. Но ведь её здесь нет...
А может, стоит поискать в других местах?
Кэм начинает обыскивать свою память в поисках мгновений духовной сопричастности. Вот его первая исповедь, вот бар-мицва, вот церемония, где его учат произносить «бисмилля». Он видел, как его брата крестили в греческой православной церкви и как сжигали тело бабушки на традиционных буддийских похоронах. Почти все религиозные верования представлены в его сознании — скорее всего, это сделано с умыслом. Наверно, таков был один из многих критериев, с которыми Роберта подходила к подбору его составных частей. Такая уж она дотошная.
Но которая из религий даст ему искомое? Кэм знает, что если он заговорит об этом с раввином или буддийским священнослужителем, то они ответят ему мудростями, которые лишь умножат вопросы. Типа: «Существуем ли мы потому, что другие воспринимают нас как таковых, или достаточно и нашего собственного суждения?»
Нет. Кэму нужна реальная и приземлённая догма, которая ответит ему конкретно: да или нет.
В нескольких кварталах отсюда есть католическая церковь — старая, с замечательными витражами. Во «внутреннем сообществе» Кэма набирается солидное количество верующих этой конфессии — достаточно для того, чтобы, вступая под своды храма, он ощутил почтение и трепет.
В церкви совсем немного народу — месса окончена, время исповедей подходит к концу. Кэм знает, что делать.
— Святой отец, отпустите мне мои прегрешения.
— Поведай о них, сын мой.
— Я ломал вещи. Я крал их. Электронику. Автомобиль — может, пару штук. Возможно, я как-то пытался изнасиловать девушку. Я не уверен.
— Не уверен? Как ты можешь быть в этом не уверен?
— У меня ни о чём нет полных воспоминаний.
— Сын мой, ты можешь исповедаться только в том, что помнишь.
— Это как раз то, что я пытаюсь донести до вас, святой отец. Все мои воспоминания обрывочны. Кусочки и фрагменты.
— Хорошо, я приму твою исповедь, но, мне кажется, тебе требуется нечто большее, чем таинство исповеди.
— Это потому, что мои воспоминания — от других людей.
— …
— Вы слышали, что я сказал?
— Я так понимаю — в тебе есть донорские части?
— Да, но...
— Сын мой, ты не можешь нести ответственность за действия не принадлежащего тебе мозга, как не можешь нести ответственность за действия пересаженной тебе руки.
— Парочка таковых у меня тоже имеется.
— Прошу прощения?
— Моё имя Камю Компри. Вам это ни о чём не говорит?
— ...
— Я сказал, что моё имя...