Перл по-прежнему работала в бакалейной лавке. Но с тех пор как стипендия и приработки Дженни освободили ее от финансовых забот о дочери, она стала лучше одеваться и выглядела не такой удрученной. Дженни виделась с ней два раза в год — на рождество и в сентябре, перед началом занятий. На все остальные праздники она придумывала отговорки, а летом нанималась в магазин готового платья в небольшом городке поблизости от колледжа. Не то чтобы она не хотела видеть мать. Дженни часто вспоминала неукротимую энергию и силу духа, которые проявляла Перл, воспитывая одна троих детей, ее неизменный интерес к их судьбам. Но стоило Дженни приехать домой, окунуться в домашнюю атмосферу, отсутствие света, теснота оклеенных обоями комнат, какая-то мрачная пустота уже с самого порога действовали на нее угнетающе. Она даже подумала, не аллергия ли у нее на все это. Похоже на респираторное заболевание — случались приступы удушья, голова делалась ватной, как бывало от беспрерывных занятий. Дженни вдруг начинала грубить. Даже спокойный, покладистый Эзра раздражал ее. Поэтому она старалась ездить в Балтимор как можно реже и первое время тосковала о семье. Но мало-помалу мысль о доме сама собой отошла на задний план. Дженни становилась все более деловитой, занятой и торопливой. Письма Эзры, такие же тяжеловесные и скучноватые, как его речь, можно было обнаружить в ванной, на краю раковины, или скомканными на кровати, где Дженни оставляла их, оборвав чтение на середине строки. Просто мысли ее были заняты другим, только и всего. Пока она училась в колледже, Коди, отправляясь по делам в Пенсильванию, дважды (на первом и втором курсе) заезжал проведать ее, и она радостно предвкушала визит брата. Такой он был эффектный, такой красивый — не стыдно было и похвастаться им, но едва он появлялся, как ее охватывало уныние. И вина была не ее, а его. Казалось, в любом ее слове он слышал голос матери. Она видела, как он цепенел, и прекрасно понимала, о чем думает Коди в такие минуты. «Как у тебя с деньгами? — спрашивал он. — Не купить ли тебе несколько новых платьев?» И она отвечала: «Спасибо, Коди, у меня все есть». Это была правда — она действительно ни в чем не нуждалась, но по лицу Коди Дженни видела, что ее слова «нет-нет, не беспокойся обо мне» он воспринимает как произнесенные писклявым голосом Перл. Что бы она ни сделала — поправила брату галстук, похвалила костюм или поинтересовалась его жизнью, — все тотчас настораживало Коди. А она страдала от незаслуженной обиды; неужели он думает, что она станет такой же властной, будет в чем-нибудь упрекать, вмешиваться в его дела? «Слушай, — попыталась она однажды внести ясность, — я имела в виду вовсе не то, что ты думаешь. Давай забудем, что было». Но Коди в ответ недоверчиво посмотрел на нее. Они никак не могли выбраться из паутины прошлого. И в тот приезд брата Дженни без сожаления проводила его. Вернувшись в общежитие, внимательно посмотрела на себя в зеркало — копна темных волос, тонкая фигурка. После этого она некоторое время была оживленнее обычного, словно стряхнула с рук густой слой прилипшей к ним пыли.
В конце последнего учебного года она по-настоящему влюбилась. Что говорить, она влюблялась и раньше — в студента английского отделения, который оказался чересчур деспотичным, потом в футбольную «звезду» с бычьей шеей; оглядываясь назад, Дженни воспринимала свое увлечение этим спортсменом как симптом временного помешательства. Теперь все было иначе. Его звали Харли Бейнс. Это был талант, умнейшая голова, даже его грязные очки в черепаховой оправе, неестественная бледность и гнусавый голос внушали однокурсникам благоговейный восторг. Он не то чтобы держался особняком в их компании, просто был выше остальных, далеко их опередил. Говорили, что в двенадцать лет он мог бы защитить диссертацию, да родители были против: у ребенка должно быть нормальное детство. На следующий год он поедет в Полемский университет, неподалеку от Филадельфии, и будет заниматься там исследованиями в области генетики. Дженни тоже собиралась в Полем, ее уже зачислили на медицинский факультет. Поэтому она и обратила внимание на Харли Бейнса. Чувствуя себя уверенно в центре своей шумной компании (увы, ненадолго — вскоре после окончания колледжа все разъедутся кто куда, и она останется беззащитной), она как-то раз обвела взглядом университетский городок и увидела Харли Бейнса, вышагивавшего как журавль в старомодных брюках из шерстяной фланели и в большом бесформенном пуловере, не иначе как связанном его матерью. Давненько не мытые волосы были у него иссиня-черными. Дженни подумала, знает ли он, что она тоже будет учиться в Полеме. Привлечет ли это его внимание; и вообще, не считает ли он общение с девушками ниже своего достоинства? Может, он неприступный? Недосягаемый? Друзья были вынуждены несколько раз окликнуть ее и посмеялись над ее задумчивым видом.