Весна 1957 года, запоздалая, неторопливая, набирала силу. Преподаватели длинными палками с крючками на конце открывали фрамуги, и в аудитории проникал аромат сирени. Дженни носила блузки без рукавов, пышные юбки и туфли-лодочки без каблуков. Харли Бейнс расстался со своим свитером. Его обнаженные мускулистые руки были покрыты густыми черными волосами. На шее он носил какую-то круглую штуковину не то из золота, не то из латуни. Дженни сгорала от любопытства: что это? Как-то на занятиях по немецкому она не удержалась и спросила, и он сказал, что эту медаль получил на школьном конкурсе по биологии за эксперимент по обмену веществ у белых крыс. Странно, что он до сих пор носит эту медаль, подумала Дженни, но промолчала и осторожно дотронулась до медали. Та виднелась в вырезе рубашки и на ощупь была теплой, почти горячей.
Позднее Дженни не раз (догоняя его в коридоре или пристраиваясь за ним в очереди в кафетерии) спрашивала, рад ли он предстоящему переезду в Полемский университет; где он будет жить; как в Полеме с общественным транспортом. Дженни задавала свои вопросы ровным, бесстрастным голосом — она чувствовала себя как дрессировщик в цирке, ни на минуту не забывающий о том, что зверю можно показывать только открытые ладони: мол, ничто тебе не угрожает. Она боялась спугнуть Харли. Между тем Харли, похоже, вовсе и не боялся, он отвечал ей учтиво, по-деловому. (Хорошо это или плохо?) Когда начались экзамены, она подошла к нему с тетрадкой по генетике и спросила, не поможет ли он ей. Они занимались на лужайке перед студенческим клубом, сидя на синем плюшевом покрывале, которое она сняла со своей кровати. Вокруг на таких же покрывалах расположились их однокурсники, в том числе кое-кто из ее друзей; они удивленно, с недоумением поглядывали на нее и поспешно отводили глаза. Она надеялась, что друзья подойдут к ним и познакомятся с Харли. Но, подумав, поняла: этому не бывать.
Дженни задавала вопросы (не строя из себя дурочку, чтобы он не махнул на нее рукой, но показывая, что она действительно нуждается в его помощи), а Харли слушал и машинально рвал травинку на длинные полоски. На нем были тяжелые модные ботинки, неуместные на этом покрывале. Зажатая в пальцах травинка казалась объектом какого-то научного эксперимента. Отвечал он спокойно, без тени сомнения, уверенный, что она его поймет. Она правда все понимала и, даже если б не подготовилась заранее по этому предмету, все равно бы поняла. Он мыслил логически — от А к Б и В. Своей неторопливостью и педантизмом он напоминал Эзру, но в остальном они были такие разные! Закончив объяснения, Харли спросил, все ли ясно.
— Спасибо, — поблагодарила она.
Он кивнул и поднялся. Неужели это все? Дженни тоже встала, и вдруг у нее закружилась голова — не от резкого движения, а, как ей пригрезилось, от любви. Он покорил ее. Интересно, что бы он сделал, если б она вдруг обняла его и, обжигая щеку о научную медаль, прижалась лицом к его белой-белой груди? Но вместо этого она попросила:
— Помоги мне сложить покрывало.
Он нагнулся и поднял покрывало за один край, Дженни — за другой. Они шагнули друг к другу. Харли отдал ей свой край и аккуратно смахнул с него каждую травинку, каждый лепесток. Потом забрал у нее покрывало, ожидая, видимо, что она отряхнет его со своей стороны. Дженни посмотрела ему прямо в лицо. Он шагнул вперед, взмахнув рукой, набросил покрывало себе на голову и плечи, притянул Дженни к себе, в темноту, и поцеловал. Его очки стукнули Дженни по носу. Да и поцелуй был неловкий, чересчур грубый. Дженни невольно вообразила, как все это выглядит со стороны: среди зеленой лужайки синяя плюшевая колонна, сдвоенная мумия. Она фыркнула. Харли сбросил покрывало, повернулся и быстро ушел. Хохолок у него на макушке подпрыгивал, как петушиный хвост.
Дженни вернулась к себе, приняла ванну и переоделась в платье с оборками. Тихо напевая, она выглянула в окно. Харли внизу не было. Потом она пошла ужинать, но его не было и в кафетерии. На другой день, сдав последний экзамен, она позвонила ему в общежитие. Чей-то заспанный голос буркнул: