— Может, расскажете мне, о чем речь, прежде чем решите не беспокоиться.
— Тут нет никакого секрета, Стив. Ты попробуй вспомнить пару моментов в своей жизни, когда твой страх ушел пообедать. Отличное чувство, правда? А теперь представь, что ты всегда чувствуешь себя именно так.
— Не думаю, что у меня осталось время чувствовать.
— Нэпертон тоже так считал.
— Узрите же, — сказал я, — последующие диагностические процедуры показали, что так оно и было!
Удар Генриха, похоже, достал аж до печени. А потом я изображал некое подобие вальса эмбриона на половицах.
Генрих завис у двери.
— Я не говорю, что это шедевр литературы, — сказал он, — но мы здесь относимся к «Догматам» достаточно серьезно.
Я не слышал, как он ушел.
Ужин в тот вечер состоял из какого-то паскудного рагу: я видел, как Пэриш его готовит — недоваренная морковка и тушенка в слякоти. Мне кажется, он кинул туда и несколько киви.
— Я знаю только, — сказал он, — что в конце дня должен быть котел еды. Я это знаю, а большего мне знать и не нужно.
Я взял себе еды из упомянутого котла.
— Стивио, — позвал Бобби Трубайт. — Давай к нам, за детский столик.
Он сидел с женщиной в кресле-каталке, которую я видел на Первом Зове.
— Это Рени, — сказал Трубайт.
За столом сидел еще один человек — лысеющий, с плохой кожей и, как мне показалось, с двойным подбородком; только потом я заметил у него огромный зоб. Он вырядился каким-то европейским пехотинцем восемнадцатого века — вплоть до коротких штанов и высоких сапог, плюс кожаный патронташ.
— Это ДаШон, — сказал Трубайт. — Он Джексон Уайт.[13]
— Я же тебе говорил, — вмешался ДаШон. — Я не одобряю этот термин.
Я наклонился к Рени и показал на Дитца, сидевшего рядом с Генрихом у очага.
— Твой дружок тебя прогнал? — спросил я.
— Мой дружок? — переспросила она. — Иди ты на хер.
— Она кусает, — сказал Трубайт. — Но глотает ли?
— И ты иди на хер, Бобби. Мистер Голливуд.
— В рот долбать Голливуд, — сказал Трубайт. — Я не Голливуд.
— Давай попробуем еще раз, — обратился я к Рени. — Я…
— Давай лучше не будем. Я знаю, кто ты, а это не убежище для одиноких сердец, мать их.
— Рени muy sensitivo,[14] — объяснил Трубайт. — Она знает, что парням нравится ее домогаться: думают, она даст им так, и кажутся себе святыми. Им, блин, чертовски интересно, как это — дрючить красотку-калеку. Черт, даже мне интересно.
— Боб, ты видишь меня насквозь, — сказала Рени. — Я так счастлива, что у меня есть такой представитель. Объяснение моих затруднений обычно очень утомляет.
— Видишь, она обидчивая, — сказал Трубайт.
— Она права, — ответил я.
— Она вот-вот сблюет, — сказала Рени и отъехала от нас, держа миску с рагу на коленях. Мы смотрели, как она стукнулась о ближайший столик, вывернула, выругалась.
— Твоя жалость им не нужна, — сказал ДаШон. — Им нужны пандусы.
— Ей скорее нужны тоннели, — сказал Трубайт. — Влажные теплые тоннели.
— Чего?
— Скажем так, она всерьез арендовала кое-какую собственность на острове Лесбос.
— Рени — лесбиянка, — уточнил ДаШон.
— Да ладно, используй клинический термин.
— А тебе-то чего? — поинтересовался я.
— А мне много чего, — ответил Трубайт. — Ты что, из полиции нравов, что ли? Смотри, если парни хотят ебать друг друга, так по мне — это круто. Это метод Сократа, блин. Но когда баба бабу… Я считаю, что это неприемлемо.
— Потому что они не приемлют тебя.
— Ну дак.
— ДаШон, — спросил я, — а ты откуда?
Младший капрал поднял голову.
— Горы Рамапо.
— Там все так одеваются?
— Это точная копия формы, которую носили гессенские наемники во время твоей колониальной войны.
— Моей войны?
— Не думаю, что Отцы-Основатели думали о таких, как я, когда писали свои бессмертные слова свободы. Мы потомки сбежавших рабов, индейцев и гессенских дезертиров. Врагов вашей славной республики.
— Не помню, чтобы я что-нибудь подписывал, — ответил я.
— Он единственный Джексон Уайт, который хотя бы в колледж попал, — сказал Трубайт. — Остальные живут в маленьких дерьмовых лачугах, со сломанными антеннами на крышах.
— Я не белый, и зовут меня не Джексон, — сказал ДаШон. — И скоро нам протянут кабельное.
— А что привело тебя в Центр? — спросил я.
— А что приводит сюда любого из нас? — ответил он.
13
Зд.: «черный белый». От англ. Jack(son) — презрительной клички чернокожих, и White — белый.