Я нежно взял ее за руку.
— Ай.
— Не совсем, — сказал я.
— Я буду ненавидеть тебя, когда ты умрешь, папочка. Это факт. Ты сможешь жить с этим?
— Фиона, — сказал я.
— Я тебя уже ненавижу. Почему тебе надо быть таким плохим отцом?
— Я был не так уж плох.
— Ты был менее чем плох, а это еще хуже. Мне пятнадцать долбаных лет. Что я буду делать без моего ебанутого папочки?
Она потянулась ко мне под одеялом.
— Твои часы, — сказала она, — когда ты умрешь, я их срежу и буду хранить в своей балетке.
— Фиона, — взмолился я, — прекрати!
В комнату ворвался Лем.
— Что такое? — выдохнул он.
— Лем, — сказала Фиона, — ты не видел мою балетку?
Стали появляться «пассивы». Люди с ПОСИВ — во всех новостях. Целая сыпь их выскочила в Уичите, Вилмингтоне, Бейкерсфилде, Дюбуке. Но то не был прогнозируемый кризис, чума уготованная. Никто не умирал. Все подавали в суд. Коллективный иск Неудачников.
«Мы преследуем шарлатанов, — заявил федеральный прокурор в вечерних новостях. — Эта болезнь — не что иное, как рекламный трюк. Покажите мне хоть одну смерть от ПОСИВ! Хотя бы одну! Настало время прикрыть эту лавочку и показать миру, кто эти пассивы на самом деле».
Меня пришел навестить Механик.
— Мы на тебя рассчитываем, — сказал он, — смотри не облажайся.
— Если вы просите меня не облажаться, — сказал я, — я непременно облажаюсь.
— Ну тогда зависни, черт бы тебя побрал.
— А что, если я не умираю? — спросил я.
— Мы это уже проходили, — сказал Механик. — Ты абсолютно умираешь. Но сейчас твоя очередь бить по мячу.
Тем вечером Мариса выкатила меня в столовую. На столе была отличная скатерть, отличное столовое серебро и отличные серебряные кольца для салфеток. Стояли бутылки с бургундским, розы в хрустальной вазе, кусок жареного с кровью мяса с петрушкой. Я окунул палец в соусник, облизал и чуть не упал в обморок. Даже бечевка на мясе была восхитительна.
— По какому поводу? — спросил я.
Уильям возился с видеокамерой на штативе в углу — наводил объектив то на жаркое с розами, то на меня.
— Я смотрела по телевизору передачу про умирающих, — сказала Мариса. — Все собираются за столом. Стильный способ попрощаться.
— Я не голоден, — сказал я.
— Сделай это ради Фионы, — сказала Мариса. — Пленка, в конце концов, может пригодиться.
— Ты ямс не приготовила?
— Сейчас же не День Благодарения.
— Знаешь, я просто подумал, в честь того дня, когда ты поцеловала Кадахи.
— Почему ты никак на это не забьешь?
— Потому что мне это не надо. Потому что все, похоже, забивается само по себе.
— Ты меня отогнал прочь, — сказала Мариса.
— Насколько я помню, это Уильям отогнал тебя прочь в своем долбаном кабриолете.
— Ты не мог бы повторить, Стив? — сказал Уильям. — Я хочу попробовать наезд этой камерой.
— Я вас всех ненавижу, — ответил я.
— Ух ты, — сказал Уильям, — я как будто рядом. Я знаю, что наезд тривиален, но когда ты его контролируешь сам, это чертовски увлекательно.
Мариса взяла меня за руку.
— Когда ты умрешь, тебе так уже не будет.
В комнату вошла Фиона, одетая в нечто прозрачное, почти вампирское. На шее у нее была удавка с приклеенным жемчугом. Она подвела Лема к стулу, поддерживая его под локоток.
— Смотрите, — сказала она, — мы как снова нетрадиционное, но любящее семейство.
— А что такое здесь «наклон»?[29] — спросил Уильям. — Это когда камерой вертишь?
— Папочка, — сказала Фиона, — прости меня за прошедшее. Это было перенапряжение.
— Все в порядке, детка, — ответил я.
— Но вот теперь я готова забить.
— Детка, — сказал я, — может быть, это я не готов.
— Извините, что прерываю вас, но…
— Что — но? — спросил я.
Уильям поднял бокал с вином.
— Я хочу начать этот ужин, — сказал он, — предложив пару слов от имени нашего почетного гостя. Я, возможно, знал его дольше любого из присутствующих здесь и слишком многим я обязан этому человеку — самим своим счастьем я обязан ему. Я могу лишь надеяться, что моя дружба за все эти годы принесла ему толику утешения и/или блажества. Мы многое прошли вместе, правда, Стив? Но тот путь, в который ты отправляешься сейчас, я полагаю, тебе придется осилить в одиночку.