Ночной гость исчез. Какое-то время Чан находился в неведении, приняты его просьбы или отвергнуты. Может быть, своими непомерными притязаниями он оскорбил повелителя?.. Или тот все еще считает его мелкой сошкой?..
Но вот прибыли рослые молчаливые чжэцзянцы с маузерами в расстегнутых кобурах. Предводитель их начертал знак клана и сказал, что они присланы в распоряжение «учителя», — так Чан Кайши узнал, что удостоен высокого титула. Маузеристы стали его телохранителями-бодигарами. Затем приехал давний, еще по первым шанхайским ночным операциям знакомый «брат» Ла Шен. Ему предстояло возглавить осведомительную службу — личную сыскную сеть Чана. Шену он передал списки коммунистов. Многозначительно сказал: «Для соответствующих мер в соответствующее время». Наконец он получил предложение и об установлении контактов с деловыми людьми. Кое-кто был известен ему по бирже — не мелкота, а крупные акулы.
Теперь все зависело от успеха Северного похода.
Вольно или невольно верхи гоминьдана содействовали его тайным замыслам. В самый канун похода, в начале июня 1926 года, Чан Кайши был назначен главнокомандующим Национально-революционной армией. Чан подчинил себе и гражданскую администрацию, присвоил право назначать и смещать не только высшие чины в армии, но и губернаторов провинций и иных чиновников. Его штаб стал как бы правительством, а правительство — его штабом. Мало того, председатель ЦИК гоминьдана уступил ему в высший партийный пост. Так Чан Кайши сосредоточил в своих руках военную, гражданскую и партийную власть. Пока она распространялась лишь на территорию Юга. А он жаждал, добившись успеха в походе, охватить ею всю Поднебесную. Как от горячего ханшина, дурманило голову. Но это его опьянение — не для чужих глаз. Повеления, достойные «Сына Неба», он облекал в скромные одежды привычной партийной фразеологии.
Вступая в должность главкома, он произнес «тронную речь»: «Существование или гибель партии и страны, благоденствие или нищета народа зависят от успеха кампании. Солдаты армии и все те, кто следует за нами, должны думать одинаково, должны поддерживать строгую дисциплину, повиноваться приказам и не жалеть жизни при выполнении своего долга. Во имя Неба мы клянемся спасти Китай!» Победа нужна и революционерам, и ему. Плыть им пока в одной лодке.
Неведомо гребцам, что их кормчий — палач, а они — его будущие жертвы…
Северный поход начался. Каждым сражением, каждой добытой победой армия приближала Чана к осуществлению плана. Когда же наступление замедлялось, или следовал мощный контрудар противника, главнокомандующий впадал в отчаяние. Ему начинало казаться, что дальнейшие усилия бесполезны. Галин-цзянцзюнь и офицеры успокаивали, не понимая истинных причин упадка духа главкома, доходившего до истерики. Полууспех, две трети успеха Чана не устраивали — только Шанхай!.. К весне 1927 года Национально-революционная армия должна достигнуть Шанхая!.. Так договорено с посланцами «Великого дракона» и биржевых тузов. К этому времени они должны все подготовить.
Его расчеты чуть было не спутали жители Шанхая: еще задолго до подхода НРА они подняли восстание. Сотни тысяч рабочих с оружием выступили против гарнизона города. На улицах шли кровопролитные-схватки. Галин настаивал, чтобы гоминьдановские дивизии как можно скорее поспешили на помощь восставшим. Но Чан Кайши не желал играть на руку рабочим. К тому же не было подтверждения от «Великого»… Наперекор советам Галина главком приостановил наступление.
Первое восстание рабочих было подавлено. Захлебнулось в крови второе. Спустя месяц костром самопожертвования вспыхнуло третье. Чан ждал… Пусть рабочие и войска противника истребляют друг друга. Он же, как мудрая обезьяна из древней притчи, будет наблюдать со склона горы за поединком двух тигров, а когда они загрызут друг друга, спустится для сбора урожая.