— Боюсь, с этим будет проблема, пока я не начну видеть. Или же вам придется писать от моего имени, — выплеснули на меня язвительность вкупе со злостью.
— Я устала, ваша милость. Я не хочу больше ни о чем говорить, ни что-то решать и кого-то слушать. Всё завтра.
Расстелила плащ на том же месте, тихо вздохнула: «Пойти умыкнуть матрац, что ли, из пустого номера?».
— Что вы сейчас делаете? — спросил мужчина, прислушиваясь к шороху вещей.
— Стелю себе постель.
— На полу?
Ох, как удивился!
— Я не могу снять номер.
— У вас нет денег?
Господи, дай мне сил не сорваться на этого товарища!
— Я не могу этого сделать по другой причине, о которой вам знать необязательно! Однако не отрицаю: денег у меня нет, как и документов.
Обладатель титула замолчал, будто обдумывая что-то. Или успокоился, чего моя персона искренне желала. Я уже и положение нашла удобное, и глазки закрыла, и в дрёму блаженную погрузилась, когда потерпевший очень активно и неуклюже вдруг завошкался, отодвигаясь ближе к стеночке.
— Устраивайтесь рядом, кровать достаточно широкая. Если, конечно, это не оскорбит ваши чувства — спать рядом с незнакомцем. Уверяю вас, ввиду его недееспособности бояться за свою честь не стоит.
Каков, а? Но приятно-о! И не подумаю кочевряжиться.
— Меня зовут Анна, — тихо сказала, растягиваясь на мягкой подстилке рядом с теплым боком милорда. — И спасибо, — уплывая в сон, успела пробормотать благодарность.
Разбудил меня его милость своим бурчанием, что устал лежать в одной позе, придавленный к стене сестринским телом. Причем в основном задней выдающейся его частью.
Утро выдалось ясное, обещая теплый денек. Поднимающееся солнышко ласково заглядывало в оконное стекло. Сладко потянувшись, поспешила открыть раму, впуская свежий воздух и звуки проснувшейся природы. Галдел сад на тысячи звонких птичьих голосов. Тявкнула собака, зазвенела цепь со стороны конюшни. Неторопливо сошла с крыльца Ульма с деревянной кадкой в руках, наполненной ворохом белья, и свернула за угол здания. Проводила её взглядом и вздохнула: самой бы постираться не мешало… да и не только постираться. Тело уже требовало ванны или душа, но осуществить это в здешних условиях было невозможно.
— …А ещё вы храпите, и… от вас исходит очень тонкий приятный аромат. Ничего подобного я ещё не чувствовал. Неуловимый, какой-то далекий, призрачный.
Почему-то от его слов смутилась: свой любимый парфюм никогда не считала стойким, а тут, поди ж ты, что-то да осталось от запаха двухдневной давности!
Пока я умывалась, стараясь не сильно плюхать водой в бадье, чтобы лишний раз не провоцировать вредного пациента на желание посетить уборную, меня посвящали во все минусы совместно проведенной на одной кровати ночи. И коленями-то я его испинала, и локтями истыкала, и слюнями его плечо и подушку залила, и вот теперь ещё и храпела — спать не давала. А плевать! Зато сама отдохнула отлично!
— Как вы себя чувствуете? — спросила, нависая над мужчиной. Переплетала косу и разглядывала его лицо. Порез на виске выглядел нехорошо. Страшные синие опухшие веки, губы-вареники, разбитая бровь — все было на месте.
— Сносно.
— Вы свет видите?
— Нет.
— Плохо, — вздохнула я и помогла виконту принять полусидячее положение, подбив для удобства ему под спину подушки. — Если у вас кровоизлияние внутрь глаз, последствие так называемой контузии, то это очень опасно.
— Я могу ослепнуть?
— Будем надеяться, что бабушка поможет, — сказала тихо, а у самой сердце защемило от жалости. Офтальмологов в этом мире ещё не скоро народят, как и искусственный хрусталик, вероятно, не скоро изобретут. Все это время в знак поддержки мягко держала его за запястье.
— Напишете письмо от моего имени, я продиктую, — не спросил — распорядился милорд после долгого молчания, погруженный в раздумья о мрачных перспективах своего будущего.
Вдруг меня осенило.
— А на чем вы сюда добирались? Лошадь, карета?
— Нанял экипаж. Так что, поможете?
Сникла. Вот еще вопрос на миллион: как я это сделаю, не зная их письменности?
— Конечно, — тем не менее ответила уверенно, чувствуя себя первостатейной врушкой. Что-нибудь придумаю. — Давайте позавтракаем, ваша каша стынет.
— У меня зубы, к вашему сведению, все целые! — Губы-вареники попытались недовольно скривиться. Ну да, запах яичницы с беконом был соблазнительней, чем полужидкое варево на воде из какой-то крупы с маслом.
— Для здоровья полезно, — мстительно парировала, вспомнив его «а еще вы храпите» и поднесла ложку ко рту болезного. — Открываем рот!
Знахарка пришла, когда я закончила кормить его милость. Не глядя по сторонам, она прошла сразу к столу и начала выкладывать из котомки какие-то горшочки-баночки.
— Вижу, дела уже лучше у касатика, — произнесла жизнерадостно, бросив взгляд на мужчину, отпивающего из кружки морс.
— Касатик сегодня изволит капризничать — не дал себя обтереть, и меню ему не нравится, — наябедничала сестра милосердия, сидя на стуле у окна без конспиративной одежи.
Старушка тихо ойкнула и с интересом уставилась… сквозь меня. Пострадавший демонстративно кашлянул пару раз. Непонятливых в комнате не было. Я, проходя мимо ведьмы на выход, коснулась её плеча. Бабушка от неожиданности чуть вздрогнула, но, надо отдать должное её нервам, не шарахнулась в сторону.
— Он не видит, — шепнула ей на ухо. Та только кивнула головой, принимая к сведению.
Сегодня утром в таверне было спокойно. Не прикатывал дилижанс с суетливыми пассажирами, не сновали горничные по номерам, меняя постели, убирая комнаты. В обеденном зале было пусто и тихо. Стоило приблизиться к лестнице на первый этаж, как со своего любимого места на подоконнике спрыгнул уже знакомый кот. Развалился на верхней ступеньке, преграждая путь, тихо мурлыкнул и дернул ушами, повернув голову в мою сторону. Чувствует меня? Видит? Ведь не скажет. Подошла осторожно, присела возле усатого, погладила по мягкой шерстке. Тот только зажмурился от удовольствия и чуть слышно затарахтел.
Минут через пять открылась дверь номера, и оттуда неуверенно шагнул виконт, одетый в свои штаны и сюртук на голое тело. Под мышкой у него, поддерживая за талию, семенила старушка.
— Вот так, милок, вот так. Потихонечку, не спешим… — стопы шатающейся из стороны в сторону парочки направились к уборной.
Я кинулась поддержать болезного с другой стороны. Поднырнув под вторую руку, крякнула и недовольно зашипела:
— Да что же вы, милорд, повисли-то не жалея сил на двух слабых женщинах, будто ноги совсем не держат!
Проняла отповедь касатика. Обратно шлепал сам, ведомый знахаркой.
— Отвар с сон-травой дала ему, пусть поспит, — бабушка поправила на веках пострадавшего две тряпицы, смоченные пахучей жидкостью из кувшинчика, что принесла с собой. И требовательно протянула руку в мою сторону.
— Что скажете? — спросила, с надеждой ожидая вердикта ведьмы и подавая ей маленький глиняный горшочек с притертой крышечкой, из которой та достала пальцем небольшое количество какой-то зеленоватой массы.
— Бессильна я здесь, девонька, — вздохнула тяжело женщина и легким движением нанесла эту кашицу на ножевую рану на виске мужчины. — Тут только маг поможет.
Я оторопело уставилась на неё.
— Но вы же тоже колдунья! Сами говорили, что видите все магическое, и потом… ведьма-знахарка… — Растерянно замолчала. В моем понимании, ведьмы — это могущественные бабки Ёжки, которые и порчу с приворотом наведут, и в жабу превратить могут, и излечить от всех напастей.
— Моих сил хватает только на приготовление снадобий да зелий, голуба, — горестно призналась та.
— А где они обитают у вас, эти суперволшебники?
— Тю, слово-то какое придумала, — усмехнулась бабуля. — Да в каждом городе найти можно. Они у нас господа все важные, по деревням не селятся. Что им делать в глуши-то этой? Ни заработка, ни славы, ни карь… как её, какрь…
— Карьеры.
— Вот-вот, её. Они университеты, видишь ли, позаканчивали, вот и мнят себя птицами полета высокого. Поэтому и надо быстрее его, — старушка указала подбородком на спящего виконта, — отсюда увозить. Записку-то отправили родным милорда?