Что же мне делать? Смириться надо с этой мегерой, притвориться, что просто потерял память, что никакой не я вселенец. Потому что такого не бывает! Надо проснуться.
Вместо того, чтобы проснуться, уснул, и видел сны, как проснулся ночью, в своей квартире, поплёлся на кухню, искать снотворное, а оно кончилось. Опять ворочаться до утра! — подумал я и проснулся.
Васька освободила мою руку, посмотрела на кисть, буркнула, что больше не будет пристёгивать, а то посинела, и пригласила к завтраку.
— Вася, не ходи за мной в туалет, ну, пожалуйста! — зевнул я.
— Ты спросонок утонешь в унитазе, — пробурчала Васька, но больше не стала издеваться, не пошла умывать меня.
Завтракал я молча, думая над своим положением.
Надоело всё! Попрошусь в крио камеру. Может, умерев здесь, проснусь там, у себя?
Да даже если не проснусь, всё лучше, чем всю жизнь прожить в изоляторе. Кстати, сколько мне осталось жить? Если мне лет двенадцать — тринадцать, то даже по нашим меркам, не меньше пятидесяти.
— Вась, а сколько вы живёте? — спросил я, запивая вкусную запеканку вишнёвым соком.
— Сто двадцать лет, примерно, — задумчиво ответила Васька, — а тебе зачем?
— Не хочу жить здесь сто лет, хочу в крио камеру, — ответил я.
— Ты же вчера не хотел?
— Сегодня хочу. Сколько можно? Издеваешься надо мной, не даёшь одежды, унижаешь. Потом, скучно здесь: ни телевизора, ни радио, ни книг. Если я ещё не свихнулся, свихнусь обязательно. Сначала было интересно, но теперь эта игра мне надоела. Возвращай меня обратно.
Я лёг в капсулу и закрыл глаза.
— Куда это — обратно? — удивилась Васька.
— На Землю. Хочу домой.
— И как я это сделаю? — ещё больше удивилась моя мучительница.
— Наверно, надо сделать меня опять мёртвым, — пожал я плечами. Воцарилась тишина. Сердце у меня застучало сильнее: тело хотело жить! Но я упрямо молчал, не открывая глаз. Вот я представил, что снова дома, пусть мне осталось жить лет десять… пять, но прожить уважаемым человеком, дедом, а не униженным мальчишкой, на которого смотрят, как на подопытную крысу.
Ждал я долго, но ничего не происходило.
— Прости, Тоник, но ты сам виноват, — вздохнула Васька, — не надо было снимать шлем…
Я почувствовал дурноту. Сейчас она меня убьёт! Сердце подскочило к горлу, я судорожно сглотнул, и открыл один глаз.
Васька не собиралась меня убивать. Она сидела, сгорбившись, на стуле, и не смотрела на меня.
— Как я понял, Тонику и тогда доставалось, — предположил я.
— Доставалось, — кивнула девушка, — пойми, ты правильно говоришь, здесь мало развлечений, только работа. Все фильмы пересмотрели, во все игры переиграли, что остаётся делать? Подшутить над товарищем, посмотреть, как он переживает, вот и развлечение, целое кино!
А ты, мямля такая, даже слова не мог сказать. Даже сейчас ты смелее, чем был. Но, кажется, лечить тебя придётся!
— Почему?! — вскочил я, — Я же попросил вернуть меня!
— Я поняла, почему ты снял шлем. Какая я дура! — шмыгнула девушка носом. — Тебя просто затравили, и ты решил покончить с собой! Когда ты попросил меня сейчас тебя убить, я поняла, в чём дело!
— Я не самоубийца! — вскочил я на ноги в своей капсуле, — Не надо меня лечить! Меня надо… Ай! — я спрыгнул с постели и бросился в ванную комнату, попросив дверь запереться.
К моему удивлению, дверь заросла. Снаружи забарабанили:
— Тонька, открой, убью!
— Если не больно, открою! — ответил я.
— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! — страшным голосом ответили мне из-за двери.
— Поэтому не открою. Помру от голода, или утоплюсь!
— Ты только что говорил, что не самоубийца!
— Выйти к тебе — вот самоубийство! — парировал я. — Не хочу тебя больше видеть!
Домомучительница!
— Я что, такая страшная? — со странным выражением в голосе спросила Васька.
— Ещё какая! — весело ответил я, торжествуя. — При виде тебя у меня все мужские желания пропадают начисто!
— Ну, Тонька! — прошипела Васька, — Ты ещё пожалеешь об этом!
— О чём мне ещё жалеть, садистка? Будешь бить больнее? — я прислушался. Тишина.
— Я сейчас перепрограммирую изолятор, — странным голосом сказала мне девушка, — слишком много свободы ему дали, — я услышал удаляющиеся шаги и попросил дверь открыться.
Осторожно выглянув из-за двери, убедился, что остался один, забрался в свою капсулу, закрыл крышку, и свернулся клубочком. Надоело.