Поездка в Йоркшир оказалась безрезультатной, и Корт вернулся двумя днями раньше обещанного. Здесь его ожидало анонимное письмо. Сколько ночей потом он лежал без сна, спрашивая себя, кому понадобился этот грязный донос.
В точности как было указано в письме, он нашел Филиппу и Сэндхерста в «Четырех каретах». Ему приходилось бывать в этом заведении, и он знал, что в нем всего один отдельный кабинет. Он ворвался туда, отшвырнув с дороги слугу. Любовники стояли рядом с обеденным столиком, накрытым на двоих. Белокурая головка Филиппы покоилась на груди Сэнди, а тот зарылся лицом в ее волосы. Они ничего не шептали на ухо друг другу, просто стояли молча, являя собой картину любви, столь всеобъемлющей и глубокой, что слова излишни. В первый момент Корт задохнулся от боли. Потом на смену боли явилось бешенство.
– Ах ты, гнусный, подлый ублюдок! – взревел он во всю мощь своих легких. – Ах ты, мерзавец, сукин сын!
Ошеломленные любовники отскочили друг от друга с одинаковым выражением изумления на лице, и в этом было что-то горько-комичное. Разумеется, как им могло прийти в голову, что в самый разгар трепетного свидания в кабинет ворвется обманутый муж?
– Корт! – воскликнула Филиппа. – Ты ведь должен быть в Йоркшире! Как ты здесь оказался?
Не удостоив лживую девчонку даже взглядом, Корт вцепился в лацканы жилета Сэндхерста и рванул его кверху.
– Что на тебя нашло? Какого черта? – придушенно вскричал Сэнди, и его картинно-красивое лицо исказилось.
Несколько секунд он пытался оторвать руки Корта от лацканов, но тщетно. Наконец тот сам отпустил его и, вне себя от ненависти, ударил кулаком в лицо. Удар пришелся по губам и только сильнее распалил Корта. Он ударил Сэндхерста снова, на этот раз поддых, и тот согнулся пополам от боли. Не мужчина, а сопливая девчонка, подумал Корт презрительно. Должно быть, думает, что лежачего не бьют, потому и старается поскорее сползти на пол. Нет уж, приятель, за все надо платить! Не уйдешь, пока из тебя не будет выбита вся подлость!
– Перестань, Корт! – кричала Филиппа. – Перестань сейчас же!
Она пыталась перехватить его руку, но он отшвырнул ее и снова занес кулак. К тому моменту Сэндхерст пришел в себя и ответил Корту. Удар пришелся в челюсть, но был так слаб, что привел Корта в состояние дьявольского веселья.
– Ага, змееныш подколодный! Начинаешь шевелить конечностями! Ну же, иди сюда, дерись, как мужчина! Предупреждаю, я сломаю каждую чертову кость в твоем паршивом теле!
С этими словами он впечатал кулак сначала в скулу Сэндхерста, а потом в переносицу. Артур упал прямо на накрытый столик. Фарфоровая посуда, хрустальные бокалы, серебро и букет алых роз – все это со звоном и грохотом обрушилось на пол. Пронзительный крик зазвенел в ушах, и Корт понял, что Филиппа зовет на помощь.
Он бросился к беспомощно распростертому Сэндхерсту, намереваясь выколотить из него душу, но его схватили за руки сразу трое крепких молодчиков – вышибала и пара лакеев. Он попытался их стряхнуть, не видя перед собой ничего, кроме расширенных изумрудно-зеленых глаз Сэндхерста. Освободиться ему не удалось: за нападающими был явный численный перевес. Молодчики оттащили Корта от его беспомощной жертвы, а вскоре явился и хозяин «Четырех карет».
– Вот что, господа хорошие, мое заведение не из тех, где чистят друг другу рожи, – проворчал он недовольно. – Эдак вы мне распугаете всех гостей. А еще милорды! Вот позову констебля, и он уж вам скажет пару ласковых!
Между тем Филиппа опустилась на колени прямо в кучу битого хрусталя и осколков фарфоровых тарелок и склонилась над Сэндхерстом, как плакальщица над умирающим, осторожно, любовно вытерла кружевным платочком кровь, текущую из разбитого рта и рассеченной щеки. Даже в слепой ярости Корт не мог не поразиться выражению глубокой жалости на ее милом лице. Когда же она подняла взгляд на него, в глазах ее было отчуждение.
– Ты не в своем уме, Корт… – прошептала она, запинаясь. – Ты ведешь себя как безумный…
Он видел и ее, и Артура сквозь кровавый туман бешенства, а слова были едва различимы за звоном крови в ушах.
– Сэндхерст! – пролаял он, прилагая немыслимое усилие, чтобы совладать с собой. – Сегодня вечером жди моих секундантов. Мне наплевать, что ты выберешь, шпагу или пистолет! Я с одинаковым удовольствием всажу лезвие в твои кишки или пулю в твое черное сердце.
Он рывком высвободился и зашагал к двери.
– Корт! – с мольбой окликнула его Филиппа. – Как ты можешь! Это ведь твой лучший друг, друг детства! Неужели у тебя хватит жестокости убить его? Мы с Сэнди не сделали ничего дурного! Ты все не так понял!
С витиеватым проклятием он повернулся на каблуках и вперил в нее безумный взгляд. Фиалковые глаза были испуганно расширены и полны слез. Серебристые локоны рассыпались по плечам. Даже теперь, перепуганная и растерянная, она была дивно хороша.
Корт заговорил, обращаясь к ней впервые с того момента, как вошел в кабинет.
– Даже если ты прольешь реки слез, Филиппа, это не спасет твоего любовника. Теперь его не спасет уже ничто. Ты потеряла право голоса, и если я еще раз увижу твое лживое лицо, то помоги тебе Бог!
Он услышал за спиной испуганный возглас, но в следующую секунду был уже за дверью. Поздно ночью, после долгих и безуспешных попыток напиться до бесчувственного состояния, он вернулся в дом. Он так метался во сне, что сбросил на пол одеяло, а когда проснулся, вокруг одной ноги обвился мужской шейный платок. В углу этой расшитой тряпки он прочел инициалы «А.Б.» – Артур Бентинк, маркиз Сэндхерст, его лучший друг и любовник его жены. То теплое и живое, то настоящее, что только-только начинало расти в его душе, умерло в этот миг.